Лемехову казалось, на лбу его дрожит красная точка. Он чувствовал прикосновение луча, за которым последует выстрел. Погасит малиновый зев печи, тень деревянной голубицы, лицо Верхоустина. Что-то грозное и смертельно опасное приблизилось и стояло за темными стеклами, откуда протянулся к его лбу невидимый луч.
– А что будет с действующим президентом? – спросил Лемехов и испугался вопроса, как если бы уже согласился с Верхоустиным.
– Лабазов завершился. Время его истекло. Господь от него отвернулся.
– С чего вы взяли? Наоборот, его время настало. Он долго медлил и, наконец, приступил к долгожданным преобразованиям. Я – один из его соратников, кто совершает эти преобразования.
– Он не успеет совершить преобразования. Он болен. Дни его сочтены. У него поражен спинной мозг. Болезнь по лимфатическим протокам распространяется на весь организм. Существует рентгеновский снимок его позвоночника, на котором видны метастазы. Этот снимок находится в руках американских спецслужб, и в любой момент он будет обнародован.
Лемехов испытал мучительное смятение. Слухи о болезни Лабазова вяло блуждали в коридорах власти. Но каждый раз опровергались. То он ловит рыбу на стремительной горной реке, демонстрируя голый торс с литыми мускулами. То носится на дельтаплане подобно поднебесной птице. То ныряет в морские глубины и плавает там, как Ихтиандр. Слухи затихали, но через некоторое время вновь начинали тлеть, как угольки непогашенного костра.
Лемехов вспомнил свой недавний визит к президенту, гримасы боли на его лице, и то, как он схватился за край стола, делая резкий шаг. Тоскующий взгляд его глаз и серость лица, которая проступала сквозь розоватый грим. Слова Верхоустина, его спокойный непререкаемый тон казались правдоподобными.
– Мы все болеем. У всех бывает недомогание.
– Это не просто недомогание. Он стал неугоден Господу. Он обманул ожидания Господа. Ему дали в управление громадную, с небесной судьбой, страну. Дали даром. Он не бился за власть, не сражался за нее на поле боя, не приносил себя в жертву. Господь подарил ему Россию, ожидая, что он восстановит великое государство. Вернет народу мессианские смыслы. Соединит разорванные времена и пространства. Совершит чудо преображения. Но он оказался недостоин этого дара. Он промотал свое время, разбазарил его на пустяки. На забавы, на мелкие склоки, никчемные развлечения. Он использовал власть для утоления своего честолюбия и не стал создателем Большого проекта, вместилищем Русской мечты. И Господь от него отвернулся. Волшебный фонарь с драгоценными стеклами поднесли к нему, но он повесил этот фонарь в своей спальне, где забавлялся с балеринами. Фонарь от него убрали. Теперь он живет в темноте. Он больше не нужен Господу, не нужен России. И Господь выбирает другого.
Лемехов пугался Верхоустина. Тот синими лучами проникал в потаенные глубины его сознания. Там таились запретные мысли, искусительные мечты, честолюбивые ожидания. Он тайно ощущал свою избранность, ждал мгновения, когда его окликнет громогласный голос, сверкающий перст укажет путь. Он не пускал эти мысли наружу, запечатывал, замуровывал, подозревая в них разрушительную страшную силу, способную его уничтожить. Но теперь голубой скальпель вскрывал покровы, срезал запрещающие печати, и тайные мысли всплывали.
– Я не хочу вас слушать. Ваши фантазии опасны и рассчитаны на слабоумных. Вы, случайно, не глава тоталитарной секты, который улавливает в свою общину психически обездоленных?
– Вы не должны пропустить свое время. Оно приблизилось к вам, остановилось и готово войти в вас. К вам поднесли волшебный фонарь. Не вешайте его на фонарный столб. Не украшайте им гостиную на своей вилле. Внесите его в свою душу, наполнитесь божественным светом. Почувствуйте себя избранником Божьим, который спасет Россию от великих бед, поведет ее к великому возрождению.
– Вы сплетаете из своих слов ловчую сеть и пытаетесь меня заманить!
– Чудо случится в России, если есть для чуда причал. Чудо причалит к русскому берегу, если есть пристань. Если есть великий муж, берущий на себя бремя истории. Иначе чудо помаячит и удалится, оставив по себе гаснущий след.
Охотничья изба, окруженная дебрями. Полено в печи рассыпалось на красные угли. Деревянный голубь, образ Святого Духа, парит под коричневой матицей. В словах Верхоустина что-то древнее, дремучее, из старообрядческих книг, от бродячих предсказателей и кликуш, от вещих мудрецов и келейных старцев. Этому нельзя доверять, а только вслушиваться, любоваться, как сказочными картинками Билибина, как пушкинским Золотым петушком. Лемехов отгораживался от завораживающих слов, воспринимал Верхоустина как фольклорного сказочника.