Брагин сел на валун и трясущимися руками раскурил сигарету. Зуев снова мочился.
– Ну, вот тебе и “жигули”, – сказал ему Брагин.
– Эй! – воскликнула Ритка.
Это Лавров зашевелился и начал вставать.
Зуев подскочил и ударил его ногой в подбородок.
– Ну, козлы, вы ответите, – прошамкал Лавров разбитым ртом.
Брагин отбросил сигарету, и ударил его ногой в висок. Лавров затих.
Ритка подошла, хотела разглядеть лицо бомбилы. Но было слишком темно.
– Посветите, – сказала она.
Брагин включил фары.
– Он смотрит на меня, – завопила Ритка.
Брагин с трудом поднял небольшой валун и подошел к Лаврову. Зуев смотрел на него во все глаза, не понимая, что он задумал. Брагин выпустил из рук валун прямо на голову Лаврова.
– Идиот, ты что наделал? – заорал Зуев.
Брагин обшарил карманы убитого, вынул техпаспорт и водительское удостоверение, опустошил бумажник. Денег было всего ничего.
– Идиот, – с новой силой заорал Зуев. – Ты что натворил? Ты нам всем жизнь сломал!
Глава 2
Алла была пампушка: пухленькая, с атласной кожей и прочими невыразимыми прелестями. Носков был неутомим целый вечер. А под конец вдруг расшалился, стал смеяться над какой-то своей мыслью. Спросил Аллу:
– Ты когда-нибудь видела это сладкое занятие со стороны?
– Знаешь, не приходилось.
– А я однажды видел. Смешно невероятно.
– Тебе пора домой, – сказала Алла.
Она всегда напоминала Носкову о времени, и это его злило. Хотя он знал, что Алла действительно не хочет, чтобы у него были неприятности с женой.
Алла замурлыкала себе под нос какую-то мелодию, изо всех сил делая вид, что уход Носкова ее мало трогает.
– Н-да, слух у тебя, прямо скажем, не ахти, – поддел ее Носков.
Алла рассмеялась:
– Мама часто говорила мне: если хочешь выйти замуж, до свадьбы не пой. Но я пою.
– Аллочка, а ты знаешь, что такое сатори? – неожиданно спросил Носков.
– Японцы так называют предчувствие, озарение.
– Все-то ты знаешь, – ласково проворковал Носков. – И что тебе сейчас подсказывает твое сатори?
Алла улыбнулась.
– Я уже сказала. Сейчас ты оденешься и пойдешь к себе домой.
Носкова неожиданно потянуло на воспоминания.
– Знаешь, был у меня случай. Выезжаю на убийство. Садист развесил потроха своей жертвы на светильнике. Ищем отпечатки пальцев – ни одного! И вообще никакой зацепки. Вызываю мать убитого, спрашиваю: ничего не бросается в глаза? Нет, говорит, ничего. А сама вся трясется, вот-вот упадет в обморок. Тогда я, сам не знаю почему, спрашиваю: нет ли тут чужих вещей? Нет, говорит, все вещи – сына. А меня самого уже мелкая дрожь бьет. Нюхаю вместе со старушкой нашатырный спирт и прошу: и все же еще раз внимательно посмотрите. Старушка снимает со спинки стула куртку: вот эта вещь, кажется, не сына, не его размера. И тут только до меня доходит, чего я так упорствовал. В квартире было очень жарко. Убийца не мог не снять с себя все, что можно было снять, а когда сделал свое гнусное дело, впопыхах не мог снова все на себя надеть.
Алла смотрела на Носкова влюбленными глазами. Но все же поддела:
– А может, проще это назовем? Например, интуицией.
Носков поморщился.
– Что с тобой? – спросила Алла.
– Зуб ноет.
– Жалкий трус, – сказала Алла. – Тебе надо всерьез заняться зубами.
– Но нет того философа на свете, который боль зубную принимал спокойно, – продекламировал Носков. Чьи слова?
Алла ответила с вздохом:
– Шекспира.
Носков потянул носом:
– Слушай, какими духами ты душишься?
– Я не душусь, а пользуюсь. Это французские духи “Клема”. Новинка. Не нравятся? – сказала Алла.
– Да нет, ничего, – пробормотал Носков. – Пылью пахнут.
Зазвонил телефон, Алла сняла трубку и тут же передала ее Олегу.
– Выезжаю, – сказал Носков, выслушав сообщение.
Поправляя ему галстук, Алла спросила:
– По-моему, ты хотел сказать что-то особенное? Или сатори меня обманывает?
Носков мысленно был уже где-то там, на месте происшествия, но все же ответил, целуя женщину:
– Говорят, из любовниц получаются плохие жены. Но я последнее время все чаще думаю: а может, нам все-таки рискнуть?
Милицейская “волга” неслась по ялтинскому серпантину. Носков сидел на переднем сидении и слушал капитана Федулова. Тот говорил:
– Если меня когда-нибудь турнут из милиции, ни за что не пойду в бомбилы – все они смертники.
– Игорек, за что тебя могут турнуть, честного опера? – спросил Носков.
– Ну, мало ли? Работа-то собачья. Не тот след взял, не так залаял – пиши заявление. Да и время сейчас такое…
– Какое?
– Думаю, что-то должно измениться. Носом чую.