— Но вы же говорили, что изучаете юриспруденцию.
— А разве сыновьям плотников она недоступна?
— Ваш отец… Где он сейчас?
— Умер. Когда-то работал на строительстве Феодосийского порта.
Владимиру показалось, что Людмила прошла мимо беседки. Он и в темноте узнал бы эту летящую походку. Помедлив, поднялся и сам вышел в сад.
На скамейке у розария сидели двое. Если бы Владимир не знал, что господин Симонов наверняка уже спит, то подумал бы: Людмила беседует с отцом. Но голос мужчины и манера говорить были совсем иными — спокойнее, мягче, чем у хозяина фотографии.
— Спасибо. Пятисот рублей на первых порах достаточно. Завтра же выеду в Севастополь. Переночую в беседке. Ночи еще теплые. Не то что у нас, на Волге. Гости-то надолго? Кто они?
— Мой знакомый. В нем я уверена.
— Наш?
Людмила ответила не сразу.
— Я ему верю. Сейчас, Спартак, я возвращусь в беседку и предложу всем прогуляться по городу. А вы сразу же поднимайтесь на второй этаж. Третья дверь налево. Отец уже спит.
— А коли у вас в доме найдут дезертира? Не лучше ли мне лечь в беседке? В крайнем случае, скажу, будто мимо шел да и забрался в сад. Манифест манифестом, а осторожность не повредит.
— Нет уж, Спартак, делайте так, как я вам говорю. Обыскивать наш дом не рискнут.
— Плохо вы их знаете! — отозвался тот, кого Людмила именовала Спартаком. — Впрочем, вам виднее. А без риска в нашем деле не бывает.
Владимиру неприятно было сознавать, что он нечаянно подслушал чужой разговор. При первом же удобном случае надо рассказать Людмиле, как это вышло. Осторожно ступая, возвратился в беседку. Надежда с Александром опять толковали о том, что следует, а чего не следует читать детям, причем было совершенно очевидно, что Александру разговор наскучил.
Но уже через минуту в беседку вернулась Людмила. Спокойная, как всегда, неторопливая, но точная в каждом жесте, каждом движении.
— Не побродить ли нам по ночной Ялте? Она удивительна.
Владимир тут же поднялся и подумал, что сделал это слишком поспешно: будто ждал этой фразы и тем выдал себя. Но никто ничего не заметил.
Шли уснувшими улочками старого города. Казалось, вот-вот с ближайшего минарета послышится сонное мурлыканье муэдзина, как во времена, когда Ялта была еще заштатной деревушкой и именовалась Джалитой. В темноте, невнятно бормоча, катила по камням к морю речка Дерикой. Через мостик вышли сначала на Мордвиновскую, а затем на Садовую.
Город спал. Лишь кое-где еще горели окна. Морской бриз приносил запах водорослей и свежесть.
Вдруг Владимир остановился и поднял с земли осколок обычного кирпича. Быстро и размашисто нарисовал им на глинобитном, хорошо промазанном известкой заборе нехитрый сюжет: такой же точно забор, у которого они стояли, свисающий на улицу миндаль и четыре силуэта. Лишь цветущий миндаль не соответствовал случаю и времени года. Может быть, Владимиру вспомнилась весна, когда они с Людмилой познакомились?
— Похоже. Вот это я.
— А это я.
Но Владимир вновь сделал шаг к забору. И через минуту рядом с четырьмя фигурами появилась пятая. Это был римский гладиатор со щитом и коротким мечом.
— Загадка? — поинтересовалась Надежда. — Может быть, понятный только вам символ? Так объяснитесь же. Что за гость из римских времен?
— Спартак, — ответил Владимир.
Он смотрел на Людмилу. И Людмила смотрела на него. А затем она произнесла совершенно загадочную фразу:
— У вас смелый рисунок. Мне нравится. Странно, что в лунном свете красные линии кажутся черными. А Спартак? Пусть будет и Спартак! Не пора ли нам домой?
Сначала проводили Надежду до «Оссианы». На Морской Владимир попрощался с Людмилой и Александром.
— Я здесь пробуду недолго, — сказал Александр. — Но мы еще обязательно повидаемся.
Поднимаясь на второй этаж, где он квартировал у вдовы Эдельвейкиной, Владимир думал о Зауэре, Александре, Надежде, Людмиле и этом необычном вечере.
Шестнадцать скрипучих ступенек. Дверь, как принято, пожалуй, только в Крыму, отперта. Стараясь не шуметь, Владимир в одних носках прошел на кухню напиться воды. Но на пороге остановился. Почувствовал: в темноте что-то или кто-то прячется… Нащупал в кармане спички. Но зажечь не успел. Резко, с присвистом громыхнуло. Он отскочил в коридор. За стеной крикнула хозяйка — Татьяна Петровна Эдельвейкина. В конце концов Владимиру удалось зажечь спичку, и почти сразу же в коридоре появилась в ночном капоте и с лампой в руках Татьяна Петровна.
— Что здесь? Кто? Почему?