И, увы, нас, команду военного корабля Ее Величества «Фьюриес», в скором времени ждала – как и тех сыновей дикой природы – самая незавидная участь».
IV
Османская империя, провинция Зонгулдак, где-то на берегу
ОНО лежало в полосе прибоя, длинное, черное, в бурых подтеках ржавчины. ЕГО хребтина – узкая дорожка, разделенная пополам невысоким, в рост человека, горбом, – влажно поблескивала металлом. И ОНО спало: ни звука, ни стона не доносилось со стороны железной рыбины, попустительством Аллаха, да будет благословенно имя его, выброшенной волнами на песчаный берег провинции Зонгулдак.
Баш-чауш оглянулся. Курды, непривычно тихие, присмиревшие, спешились и прятались за гребнем дюны. Мылтыки и пистоли изготовлены к бою, на лицах страх. Курды – природные горцы, они боятся моря, не верят ему. И не торопятся выйти на берег, навстречу неведомому.
Баш-чауш вздрогнул. Длинный пронзительный звук повис над пляжем – так, наверное, скрежещут зубами неверные, ввергнутые иблисами в адские бездны. Ало-Шерок выронил ружье и, увязая в песке, кинулся к лошадям. Пиштиван в два прыжка догнал труса; мелькнул изукрашенный жемчугом приклад, и беглец повалился на землю. Пиштиван принялся яростно пинать его, сопровождая каждый удар гортанными проклятиями на своем дикарском наречии.
«Вот что делает жадность даже с таким трусом, как этот выкидыш лядащей верблюдицы!» – усмехнулся в усы баш-чауш. Пиштиван, конечно, боится железной рыбы, его душонка провалилась в кишки при этом жутком звуке. Но поганый шакал выслуживается, он не забыл обещания сделать его бакыджи, старшим при дележе добычи. Правда, ее надо еще захватить…
– Я доволен тобой, Пиштиван. И укрепился в решении назначить тебя бакыджи. Не сомневаюсь, когда мы схватим преступников, ты мудро проведешь подсчет.
– Твой рот глаголет, как уста поэта! – заюлил курд. – Твои губы переливаются через край, как горшок, полный сладкого меда; твоя речь благотворна, как целебная мазь, приложенная к больному месту…
Но баш-чауш не слушал льстивые речи Пиштивана. С горба на хребтине железной рыбины спускались люди. Турок пригляделся и вздрогнул от удивления. Значит, это не порождение иблиса, а корабль – невиданный да, но тем не менее – творение человеческих рук?
Он видел паровые корабли под флагами Благословенной Порты в порту Зонгулдак; слышал и рассказы о судах, борта которых обиты железными щитами. Тогда он отмахивался от таких пустопорожних баек, но теперь-то – вот она, железная рыба! Хозяева ее, судя по облику – франкистани или англези. И любому ребенку известно, что эти чужаки не чтут Аллаха, да будет благословенно имя его в веках, а их корабли лопаются от всякого добра. Правда, сейчас англези – союзники Благословенной Порты, но ведь султан далеко и может не заметить маленьких вольностей своих слуг?
– В седла, отродья собаки! – прикрикнул баш-чауш на перепуганных подчиненных. – И постарайтесь не стучать зубами от страха. Запомните – всякому, кто не последует за мной, я лично снесу его пустую башку!
V
В открытом море. Гидрокрейсер «Алмаз», лейтенант Реймонд фон Эссен
– Эка невидаль – колесный пароход! – повторил фон Эссен. – Их и у нас навалом, а у турок какой только хлам не плавает.
– С британским флагом на гафеле? – поинтересовался Лобанов-Ростовский.
Эссен недоуменно уставился на летнаба.
– Именно, Реймонд Федорович, – подтвердил Марченко. – Как есть «Юнион Джек». Я слышал, что англичане выпускают в Атлантику суда-ловушки, переделанные чуть ли не из парусных баркентин, но здесь-то Черное море!
– Да и гидроплан не очень похож на германскую субмарину, – подхватил Лобанов-Ростовский. – Тем не менее нас с этой посудины обстреляли.
– Как это? – опешил Зарин.
– Залпами. Из ружей. Черным порохом, прошу заметить – весь борт дымом заволокло.
– А вы ничего не напутали? – спросил Эссен. Вопрос прозвучал неуверенно.
– Какое там – перепутали! – взорвался князь. – На этом корыте, если хотите знать, белая полоса вдоль борта. И пушечные порты!
– Что-о-о?
– Порты. Пушечные. А в них орудия, – четко, с нарочитыми паузами выговорил Марченко. – Дульнозарядные, на колесных станках. Как при Нахимове. И еще – каронады на полубаке. Вы, Реймонд Федорович, помните, что такое «каронады»?