— Непременно! — уверенно и даже несколько свысока, как адъютант не Липранди, а самого светлейшего, ответил Виллебрандт.
Скюдери оглянулся на задымлённую Сапун-гору, с которой летели ядра и бомбы, и, выхватив шашку, зло и звонко ударил по лафету стоявшего около него английского орудия, которое нельзя было вывезти отсюда как трофей.
2
Генерал Рыжов старыми, но ещё зоркими глазами пристально вглядывался через трубу в эту движущуюся панораму боя, где густо заволочённую дымом, где очень чёткую, яркую, но тем не менее весьма загадочную.
Он заметил и кавалькаду — Липранди с его штабом — на холме Канробера и встречавшего своего начальника дивизии мешковатого Семякина, которого узнал по казачьему маштачку соловой масти; он разглядел и хозяйственную суету и оживление на редутах втором и третьем, которые днепровцы и украинцы уже деятельно принялись приспосабливать к защите на случай штурма союзников; но то, что увидел он на четвёртом редуте, поставило его в тупик: два задних батальона Одесского полка от него отходили.
Правда, на самом редуте всё время рвались снаряды, но батальоны шли не вперёд, а назад, — это было не совсем понятно.
— Посмотрите, мы отступаем, или что это? — передал он встревоженно трубу Халецкому.
— Может быть, маневрируем, — отозвался Халецкий.
— Маневрируем?.. Как именно и зачем?
Маневрировать совсем не значило отступать и не снимало вопроса об атаке английской кавалерии, поэтому Рыжов снова взял трубу у Халецкого.
Кавалерия англичан стояла так же неподвижно, как и раньше; левее её виднелся тот самый, по номеру 93-й, шотландский пехотный полк, который собрал около себя батальоны бежавших из редутов турок, а ещё дальше — полевая батарея.
Рыжов понимал, что Липранди ещё лучше, чем он отсюда, видел оттуда, с первого редута, и пехотный английский полк и орудия, которые могут осыпать гусар пулями и картечью, если они в самом деле отважатся атаковать бивак кавалерии. И чем больше вглядывался в то, что его ожидало в случае атаки, тем становился спокойнее: рождалась непоколебимая уверенность, что нелепая атака эта будет отменена.
Когда же он совершенно успокоился на этот счёт, то тронул лошадь и двинулся шагом вдоль фронта лейхтенбергцев.
Всего за минуту перед этим, гусары, тревожившие его тем, как-то будут они вести себя в бою, теперь становились для него с каждым шагом его лошади, прекрасной вороной кобылы Юноны, обыкновенными гусарами каждого дня. Нахмурясь, он вглядывался привычно инспекторски в посадку каждого и в стойку коней, но вдруг поднял плечи и брови.
— Это что за чучело такое? А-а?
Он заметил, что бок и даже шея одного коня были щедро выпачканы глиной.
— Ты-ы! — крикнул он гусару. — Как фамилия?
— Сорока, ваше превосходительство! — ответил молодой ещё гусар.
— Со-ро-ка?.. Скверная ты птица, почему не чистил лошади?
— Выкатался, ваше превосходительство, аж перед тем как сидали на коней, а ночью чистив, — отнюдь не робко объяснил Сорока.
— Кто твой взводный?
— Старший унтер-офицер Захаров, ваше превосходительство! — заученно, поэтому очень отчётливо отчеканил Сорока.
— Унтер-офицер Захаров! — позвал Рыжов.
— Я, ваше превосходительство! — отозвался пожилой, с седеющими у висков баками унтер, сидевший в седле, как влитой.
— Лы-ычки сдеру, слышишь? — погрозил ему пальцем Рыжов.
— Слушаю, ваше превосходительство, — не моргнув, ответил молодцеватый Захаров.
Как раз в это время Халецкий, который уже принял было невольно позу за дело, правда, но совсем не вовремя получающего замечание, увидел скакавшего к ним в карьер всадника.
— Кажется, какой-то адъютант командующего, — сказал он Рыжову, показав на всадника подбородком, и Рыжов, мгновенно обернувшись, замер.
Всадник, пехотный штабс-капитан, был действительно послан Липранди.
Подскакав, он переводил глаза с одного кавалерийского генерала на другого, не зная, который из них Рыжов, но, заметив три звёздочки на погоне более старого, отрапортовал без запинки:
— Командующий отрядом, генерал Липранди, приказывает вам, ваше превосходительство, сейчас же вести бригаду гусар в атаку согласно диспозиции!
— Как, сейчас же в атаку? — опешил Рыжов.
— Приказано — с места в карьер, ваше превосходительство, — дополнил штабс-капитан.
— Нельзя с места в карьер на дистанцию в полторы версты! — строго, как истину, которую не мешает знать даже и штабс-капитанам, не только пехотным генералам, сказал Рыжов, поглядел на Халецкого и добавил решительно: