А пока надо было позаботиться о матчасти. Спецназовцы, казаки и отобранные волонтеры подгоняли под себя блузы британских моряков. Белых, Лютйоганн и Змей осваивались в офицерских мундирах, а особая команда приводила облик судна в состояние, соответствующее легенде: рубили мачту, снимали стеньги, приводили в беспорядок такелаж, заодно создавая на палубе тщательно продуманный бардак. То же самое предстояло проделать и на «Одессе», с поправкой на «боевой характер повреждений».
Но для этого сначала надо встретиться. Пока «Улисс» выбивался из своих невеликих индикаторных сил, буксируя трофей на трех узлах против ветра, бутаковский отряд крейсировал на подходах к Варне. Увы, перехватить корвет с Фибихом на борту не удалось – он либо успел добраться до Варны раньше, либо проскользнул в гавань под покровом ночи. Окончательную ясность внесли пленные с захваченной турецкой шхуны: по их словам, британский корвет прибыл из Евпатории три дня назад, менее чем за сутки до того, как Бутаков развернул свою ловчую сеть.
Что ж, усмехнулся Белых, опять вся надежда на спецназ. Но ничего, группа готова ко всем мыслимым и немыслимым неожиданностям.
– Тащ командир, отметки на радаре! – подал голос Карел. – По ходу – наши! Запросить по рации?
Белых встал с люка, поморщился – жмет, зараза, что ты будешь делать! – и полез на мостик. Прогулка закончилась, начиналась настоящая работа.
Из дневника Велесова С. Б.
«9 октября. Время, казалось, замедлившее свой бег после Альмы, снова набирает обороты. Вот повестка сегодняшнего совещания у князя Меньшикова:
– попытка прорыва сухопутной блокады, предпринятая англичанами;
– подготовка к бомбардировке евпаторийского лагеря;
– действия наших крейсеров близ Варны;
– рапорт мичмана Красницкого об успешном испытании минного катера;
– доклад лейтенанта Краснопольского о подготовке первых минных таранов.
И на десерт – пространное рассуждение Е.И.В. Николая Николаевича о договоренностях, достигнутых его императорским Высочеством с другой августейшей особой – Наполео́ном Жозе́фом Шарлем Полем Бонапа́ртом (принцем Франции, графом Мёдоном, графом Монкальери, но более известным широкой публике как принц Наполеон, или Плон-Плон), ныне пребывающим в великокняжеской резиденции в Севастополе…
Итак, пункт первый. Героическая попытка прорыва блокады евпаторийского плацдарма, предпринятая – кем? Да-да, ими самыми, героями Легкой бригады. Что характерно, практически с тем же результатом.
Правда, в отличие от нашей реальности (опять! Сколько еще будет меня преследовать эта дурацкая присказка?) лорд Кардиган остался на поле брани вместе со своими гусарами. И благодарить за это надо ни кого иного, как нашего генерала Фомченко.
Вникая в особенности крымского ТВД, Фомич выяснил, что татарское население встретило интервентов хлебом-солью (или их местными аналогами) и вообще оказывает им посильную помощь. Ничего иного от крымчаков не ждали: ста лет не прошло с тех пор, как владения последнего крымского хана Шахин-Гирея были объявлены частью Российской Империи. А один из потомков хана состоит при французском штабе и времени даром не теряет – сразу после высадки к Евпатории потекли стада, обозы с фуражом и провизией, а главное, сотни вооруженных крымчаков, готовых сражаться против русских «оккупантов». Правда, долго это не продолжилось – казаки и до Альмы регулярно перехватывали «доброхотов», а теперь и вовсе замкнули колечко. Но эта блокада не была сплошной – ни траншей, ни редутов с батареями, лишь редкая цепочка казачьих разъездов. Татары, местные жители, знающие в этих местах каждую сухую балку, каждый куст полыни, то и дело пробирались к союзникам, которые, не получая подвоза с Большой земли, отчаянно нуждались в продовольствии и фураже.
И это прекрасно понимал Фомич. Облегчив душу парой сентенций типа «Правильно их, тварей, Сталин гнобил!», генерал, привыкший мыслить в циничных категориях двадцатого века, предложил план. Казачьи разъезды временно перестают обращать внимание на татар, стягивающих к окрестностям Евпатории обозы, продолжая при том охранять периметр. Прорвать блокаду сами татары не смогут, силенки не те, а значит, обратятся за помощью. И ее им, конечно, окажут, скорее всего – силами имеющейся у союзников кавалерии. Тысяча сабель, Тяжелая и Легкая бригады, наследники славы серых шотландцев, отличившихся при Ватерлоо!
Сомнительная слава, если вдуматься…
Остальное было делом разведки и организации. Наблюдением с воздуха было установлено место будущего прорыва. Это подтверждалось и донесениями разъездов, которые засекли, как татары снимаются с места и всем табором ползут навстречу своим покровителям. И когда кавалеристы лорда Кардигана выдвинулись к линии патрулей, чтобы лихой атакой смять казаков, их ожидал сюрприз.