– Протестую! – Резкий фальцет медика сорвался в неприличный визг. – Я никого не предавал и не нарушал присяги! Никто из нас не присягал Николаю Палкину, и вообще наша Россия не воюет с Англией и Францией!
Зарин скривился, будто от некоего отвратительного запаха. Впрочем, это не так уж и далеко от истины. Но какой же негодяй этот Фибих!
– Господин секретарь, попрошу вас… – капитан первого ранга, председательствовавший на офицерском суде, обратился к Корниловичу. Мичман встал, открыл бювар, перебрал листки.
– С момента начала нашего… как бы это сказать?
– Приключения, – подсказал лейтенант.
– С начала нашего приключения погибли: зауряд-прапорщик Бушмарин, мичман Цивинский, штабс-капитан Скирмунт… тут список из семи фамилий. Зачитывать все?
– Не надо, господин секретарь, – ответил Марченко. Он выполнял обязанности товарища председателя суда. – Мы и так прекрасно всех помним. Добавлю к этому печальному списку нашего волонтера, Патрика О′Лири. Сегодня утром он погиб при налете на плацдарм, только что сообщили по рации.
– Ах, какая беда! – всплеснул руками Зарин. – Жаль мальчишку, жаль… земля ему пухом…
После известия о гибели юного ирландца многие офицеры стали смотреть на Фибиха откровенно враждебно. Что ж, сам виноват, подумал Эссен. Патрик успел стать всеобщим любимцем, и тому, кто помогал его убийцам, не стоит рассчитывать на сочувствие.
– Так вот, Фибих, – продолжил командир «Алмаза», – восемь наших боевых товарищей погибли, выполняя несуществующую, с вашей точки зрения, присягу. Что, кстати, более чем спорно: вы присягали не только нынешнему монарху, но и царствующей династии, престол-отечеству, России, наконец!
Фибих хотел было возразить, но, встретившись взглядом с каперангом, как-то сразу осунулся, сник и промолчал.
– Но не будем заниматься крючкотворством, – продолжал Зарин. – Тем более что мы не в коллегии присяжных поверенных, а в кают-компании. Не кажется ли вам, Фибих, что своим омерзительным поступком вы предали прежде всего их, погибших?
– Это не юридическая, а нравственная категория! – взвизгнул доктор. – Ни в одном уложении о преступлениях вы не найдете…
– Зато найдем статью о шпионаже. Вы ведь прихватили с собой секретное имущество – гидроплан и пулемет системы «Льюис». Что вы на это скажете?
– Скажу, что эти так называемые секреты не являются собственностью Российской Империи! – заявил Фибих. Он немного отошел и приободрился. – Вы все не хуже меня знаете, что наши мужички сами могут только лапти плести и водку хлестать. Аэропланный мотор «Гном» – французской конструкции, «Льюис» изготовлен в Великобритании. Даже «браунинг», который у меня отняли, – вернее сказать, украли, поскольку я приобрел его на свои средства! – и тот бельгийский! Мой долг, как честного человека, – восстановить справедливость и не позволить отнять у цивилизованных европейских стран изобретения, принадлежащие им по праву!
Собрание загудело. Врач явно перегнул палку.
– «Цивилизованные», «справедливость», «по праву»… – скривился Марченко. – Лучше уж помолчите, Семен Яковлевич, не позорьтесь. О справедливости он заботился… А младшего по званию исподтишка ножом пырять – это по справедливости? Моторист Рубахин вас за своего считал, верил, а вы…
Фибих попытался возразить, но сумел издать лишь невнятный звук – то ли хрип, то ли писк.
– Единственное, что мы можем вам предложить, – это револьвер с одним патроном. Рекомендую с водичкой, чтобы уж наверняка. И не трусьте! Вы хоть и доктор, а моряк, стыдно!
Эссена передернуло. Он знал про этот способ самоубийства, когда-то его переняли у офицеров-южан времен Гражданской войны в САСШ. Налитая поверх патрона вода при выстреле разносит голову в клочья, как перезрелую тыкву. Надо только заранее взвести курок, чтобы барабан надвинулся на ствол и вода не вылилась раньше времени.
Велесов что-то пометил в блокноте. Эссен пригляделся: на листке было написано: «Моонзунд». С тремя восклицательными знаками, два раза подчеркнуто.
Ничего не понимаю, тоскливо подумал Эссен. Какая связь между экзотическим способом самоубийства и далеким балтийским архипелагом?
До Фибиха наконец дошло, что ему предлагают. Глаза бывшего киевского эскулапа побелели от ужаса.
– Я не… я не хочу! Не буду… вы не смеете меня принуждать!
Кто бы сомневался… Вон как руки трясутся, от уголка рта тянется клейкая ниточка слюны. И этот тип еще смел называться авиатором! Хотелось встать, зайти в туалет, отвернуть до упора кран и долго оттирать руки. Дегтярным мылом. А лучше – карболкой; кажется, ее применяют для того, чтобы выводить всякую заразу?