По плану, заранее подготовленные кочегары и машинисты должны были занять место англичан, после чего захваченный «Баньши» возглавит ползущую в гавань процессию – «Одессу» с барком на буксире и прячущийся за их бортами выводок минных катеров. Как же – возглавит! Прошло не менее четверти часа, пока удалось хоть немного проветрить низы, но и тогда добровольцы смогли спуститься в кочегарку, только замотав лица мокрыми тряпками, и надрывно кашляли, швыряя уголь в отверстые пасти топок.
«Одесса» миновала блокшив и уже волокла обреченный барк по направлению к стоящим в глубине гавани фрегатам, а «Баньши» только подходил к старому турецкому двухдечному кораблю, стоящему на приколе у входа в гавань. Белых ежесекундно ждал окрика, выстрела, но пока все было тихо. Высоченный, заваленный внутрь борт вырастал над головами; капитан-лейтенант отметил, что люки пушечных портов закрыты и лишь из верхнего ряда кое-где высовываются стволы. Видимо, вместе с мачтами превращенный в блокшив линкор лишился большей части артиллерии.
Наконец на палубе зашевелились. Над планширем показалась голова в турецкой феске, раздался окрик.
– Сизын адам! – отозвался Тюрморезов, немного знавший по-турецки.
Это означало «свой человек» – обычный для турок отзыв. Но то ли подъесаул напутал со словами, то ли на этот случай имелся другой пароль, а только часовой насторожился.
– Ким дыр о? – встревоженно крикнул он, сдергивая с плеча ружье.
Тут и языка знать не надо, подумал Белых, наводя на феску красную точку коллиматора. «Кто идет?» – а что еще может спросить часовой?
– Я панаджи деиль![22] – попытался исправить положение Ванька Калянджи, но кожух колеса «Баньши» уже ткнулся в борт.
– А пошел ты… – злобно буркнул капитан-лейтенант, нажал на спуск и заорал во весь голос: «Пошли!»
Бдительный турок повалился на палубу с продырявленной башкой, а в планширь уже впились кошки-тройчатки. Команда блокшива спала прямо на палубе, но до пушек не добежал ни один. Карел и Абрек с марсов расстреливали из винтовок с глушителями вскакивающих турок, а молчаливые тени одна за другой перемахивали через фальшборт и разбегались по палубе – бебуты и бесшумки собирали кровавую дань. За ними вслед лезли два с половиной десятка «охотников» с «Алмаза» и «Адаманта», вызвавшихся в абордажную партию.
И тут грохнуло. В глубине гавани вырос дымно-огненный столб, высветив в вечернем сумраке густой лес мачт на рейде. В ответ окрысились огнем карабины и «калаши» абордажников – больше не имело смысла сохранять тишину. Белых видел, как под аккомпанемент пальбы мимо блокшива, разворачиваясь в дугу, прошли минные катера первой атакующей волны. С левого фланга, по-комариному звеня подвесниками, неслись поперек бухты две надувные моторки, и за каждой вырастал плотный белесый хвост дымовой завесы.
Со стороны моря прилетел звук далекого пушечного выстрела, потом еще один и еще. Над головой завыли снаряды – подошедший «Алмаз» начал пристрелку, отвлекая внимание англичан от катеров мичмана Красницкого.
Ожила рация:
– Снарк, я Вомбат, все чисто, нашли.
Это старший лейтенант Маликов. Его четверка работала на корме, имея задачей захватить и заминировать крюйт-камеру.
– Змей, это Снарк, как у тебя?
– Чисто, Снарк. Бармалеи заныкались под палубу, мы им подарочков накидали, чтоб не скучали.
– Хорошо, Змей, Вий, прикрывайте отход!
И во весь голос:
– Все назад, на пароход! Сейчас эта халабуда рванет, шевелись, кому жить охота!
Казачки и матросы весело, с веселыми матерками посыпались назад, на палубу «Баньши». Последними с обреченной посудины спрыгнули четверо спецназовцев. Маликов-Вомбат – огромный, под два метра ростом, глаза белые, бешеные, – подошел к командиру, протянул коробочку дистанционного взрывателя.
Захлопали по воде колеса, между бортами возникла и стала расти полоса мутно-пенной воды. Белых поглядел вверх – по вантам ловко карабкались трое адамантовцев; за спиной у одного болтался на брезентовом ремне ПКМ с пристегнутой патронной коробкой. Что ж, мы продолжаем КВН, усмехнулся капитан-лейтенант и надавил кнопку, посылая сигнал радиозапалу.
Бухта Варны.
18 октября 1854 г.