С парохода пока не стреляли, но на палубе уже замелькали фонари, забегали люди. «Непременно надо его подорвать, – решил Федя, – катера будут выходить из атаки по дуге, как раз мимо пушек этого англичанина. Если их не заткнуть – картечью всех перебьет…»
Катер набирал ход. Из высокой трубы сыпало искрами, одна из них попала на лацкан сюртука и, тонко зашипев, погасла – сукно было насквозь пропитано водой. Высокая корма с изогнутой тускло-золоченой надписью «Retribution» надвигалась, оттуда навстречу катеру захлопали выстрелы. Пули с хрустом пробивали деревянные борта, глухо ударяли в мешки с песком, которыми был обложен паровой котел. Рулевой, взмахнув руками, повалился за борт, катер покатился влево, и Федя еле успел перехватить рукоятки штурвала.
– Смотри за буксиром! – заорал он. – Не утопи мину! Не дай бог, не получится атака!..
– Не волнуйтесь, вашбродь, – отозвался Семикозов, боцман с фрегата «Коварна», один из тех, кто вызвались охотниками на минные катера, – небось не оплошаю, в Николаеве вы нас известно чему учили без устали…
Катер № 1 огибал корму по широкой дуге. Мина удачно зашла под корму, осталось протащить ее подальше, под днище. Еще немного… Сверху бухнула карронада, и Федя инстинктивно вжал голову в плечи – над головой провизжала картечь. Но катер уже вошел в мертвую зону, и теперь стрелкам на палубе приходилось перегибаться через планширь, чтобы достать юркого врага.
Колеса парохода провернулись, подняв вал пены, и форштевень катера врезался в нее, как в снежный сугроб, Федя инстинктивно переложил руль, уходя от столкновения, а пароход уже полз вперед. «Сейчас наведут карронаду, – обмирая, подумал Федя. Второй раз так не повезет…»
Катер рыскнул и замер. Под кормой вырос бурун, натянувшийся буксирный трос дрожал струной, не пуская вперед. Катер потащило к английскому кораблю, расцвеченному в ночи вспышками ружейных и пушечных выстрелов. Федя, обмирая от недоброго предчувствия, кинулся к рубильнику, замыкающему цепь минного запала. Ничего. Он рвал на себя деревянную ручку – еще, еще, еще! Впустую.
– А что ж это такое! – плачущим голосом выкрикнул Федя. – Семикозов, что с крылаткой?
Трос лопнул, и мокрый конец хлестнул по людям, по борту. Катер прянул вперед, зарылся носом в воду.
– Она, вашбродь, в колесе евонном запуталась, – ответил Семикозов. – Конец и оборвался! Пропало дело, уходить надоть, а то постреляют, аки селезней!
Подтверждая слова боцмана, ухнула карронада, ее поддержали ружья. Проворачивая колеса, пароход удалялся прочь. Но это ненадолго – сейчас развернется и ударит форштевнем, подомнет, утопит…
По глазам ударил ослепительный мертвенно-белый свет, и Федя повалился на дно катера, на решетчатые пайолы, засыпанные угольной крошкой. Семикозов орал, размахивая руками, а Федя, обмерев от неожиданности, смотрел, как прожекторный луч уперся в борт парохода, пошарил туда-сюда и вдруг погас. Секунда, две, три, и вдруг все звуки утонули в чудовищном вибрирующем вое. Над головой, прямо к борту англичанина, подобно лучу марсианского треножника, о которых Федя читал еще гимназистом, протянулся светящийся шнур. Эффект был ужасен: куски дерева, слепящие высверки рикошетов полетели выше мачт, высокая труба разлетелась лохмотьями, кожух колеса смяло, будто японского бумажного журавлика в кулаке. Шестиствольная пушка «потомков», понял Федя. Да, это вам не револьверный «Гочкис», какие ему случалось видеть во время учебы в Морском корпусе. Те надо было приводить в действие, вращая массивную рукоятку, скорострельностью они намного уступали обычному «Максиму». Здесь же…
Над нещадно избиваемым пароходом взметнулся султан пара, подсвеченный изнутри оранжевыми сполохами, – взорвался паровой котел. Прожектор обежал бухту и замер, лег на воду огромным световым тоннелем.
Семикозов потряс мичмана за плечо:
– Тонем, вашбродь! Дно, аки решето, из ружей издырявили, храпоидолы!
Мичман с трудом оторвал взгляд от страшного зрелища расправы с пароходом и посмотрел под ноги. Вода уже заливала пайолы, тонкие струйки сочились из дырок в бортах. Катер медленно оседал на корму.
– Надеть спасательные пояса! Семикозов, правь к прожекторному лучу, это «Адамант» сигналит тем, кто возвращается. Будем держаться в полосе света – заметят, подберут!
Шальная пуля, прилетевшая со стороны близкого берега, стукнула Федю в бедро. Юноша покачнулся; Семикозов подхватил его, не дал свалиться за борт, а из темноты приближались шлепки колесных плиц – к погибающему катеру подходил пароход. Федя, кривясь от боли, потащил из кобуры «наган», присмотрелся, и лицо его озарила улыбка. На полубаке размахивала непривычной формы карабином затянутая в черное фигура. Из-за спины у него высовывались головы в мохнатых казачьих папахах и матросских бескозырках.