— Воистину воскресе! — отвечали «покойники моря».
— Воистину воскресе! — отвечали волны.
— Воистину воскресе! — отвечал весь бесконечный водный простор, и далёкие звёзды, что ярко горят над морем, загорались ещё ярче и отвечали своим светом:
— Воистину воскрес Христос!
Их блеск отражался в волнах и море сверкало от этих поцелуев звёзд с волнами.
Затем всё утихало.
«Покойники моря» уплывали обратно в свои глубокие бездны, чтоб снова собраться сюда через год, в ночь Святого Воскресения.
Так было из года в год, насколько помнили отцы теперешних стариков.
Но в одну Святую ночь на море разразилась страшная буря.
Смельчаки, с вечера забравшиеся на утёсы Аю-Дага, видели, как метались «покойники моря», словно снова переживая свою гибель, в смертной тоске, тщетно подплывая к берегу и простирая свои бледные руки.
Вопли и стоны слышались в урагане. Криками и тоскливым призывом разражались вопли, требуя пасхальной заутрени.
Заутрени не было.
Не прозвучал с берега торжественный и громкий возглас:
— Христос воскресе!
И с тоскою попрятались за тучи звёзды, не сказавши своим блеском:
— Воистину воскресе!
До утра пробушевало море, и лишь под утро со скорбными воплями уплыли в свои бездны «покойники моря», не услышав радостной вести.
Эти стоны слышали и этих покойников видели рыбаки, запоздавши в море, и пустившиеся в путь в Святую ночь, потому что в эту ночь море бывало всегда безопасно.
На этот раз буря разбила в стае две лодки и, когда утром рыбаки подплыли по обычаю к утёсам Аю-Дага, никто не показался на горе, никто не сосчитал возвращающихся лодок, никто не помолился за погибших рыбаков и не благословил оставшихся в живых.
Три дня тщетно все смотрели на то место, куда обыкновенно выходил праведный старец, а на четвёртый несколько наиболее смелых и отважных перелезли через утёсы и впервые вошли в пещеру старца.
Они вернулись грустно и торжественно-молчаливые.
Праведного старца не стало.
Они набрали камней и ими заложили вход пещеры, где, с сложенными в крёстное знамение перстами, лежало его бездыханное тело.
Так похоронили праведного старца в той же пещере, где он жил и молился.
С тех пор каждую Святую ночь страшная буря разражается на Чёрном море.
Плачет и стонет море у утёсов Аю-Дага, тщетно дожидаясь пасхальной заутрени.
И не дай Бог никому очутиться в эту ночь в открытом море.
Волосы у него побелеют от ужаса, когда он услышит в урагане стоны и рыданья и увидит мечущихся по волнам «покойников моря»…
— Теперь, однако, стали они поспокойнее. Убиваются по своём батюшке, но всё-таки им хоть то в утешение, что настроили по берегу церквей. Когда начинается на берегу на Пасху благовест, море стихает и слушает.
Так закончил свой рассказ ямщик, с которым я поспешал к Пасхе из Севастополя в Гурзуф.
Тарханкут
Мелкими волнами, как могильными холмиками, покрыто «морское кладбище». Вдали, словно лампадка в часовне, построенной над могилой, мерцает огонёк маяка.
Было тихо, ясно, небольшая зыбь.
Пароход чуть-чуть покачивало.
Петьков взглянул на компас и оглядел горизонт.
Ярко освещённый электрическими лампочками с рефлекторами, сверкающий большой компас слепил глаза.
Огромные, яркие круги пошли в глазах у Петькова, но через несколько минут глаз привык к темноте.
Было тихо и темно в море. На небе горели яркие звёзды. Вдруг одна из них словно упала и зажглась в море.
На горизонте засветился огонёк.
Петьков весь превратился в зрение.
Огонёк разгорался всё ярче.
— Судно навстречу.
Вот около огонька сверкнула красная искорка.
Рядом с белым загорелся красный огонёк.
Петьков снова взглянул на компас.
В ярко освещённой, медной отполированной чашке огромная стрела дрожала в том же направлении.
— Курс верен.
Он снова взглянул на горизонт по направлению огонька.
Когда огромные яркие жёлтые, красные, голубые круги прошли в глазах, — он ясно увидал белый и красный огоньки.
Расстояние между ними теперь уж увеличивалось. Белый огонь выше.
Огоньки увеличивались.
Вдруг около них мелькнула зелёная точка.
Петьков вздрогнул.
Вместо двух горели, разрастаясь с каждым моментом, три огня: зелёный, белый и красный.
— Сбились с курса!
Он скомандовал:
— Право!
Боясь взглянуть на компас, который слепил глаза.