Новому хану Каплан-Гераю I (1119–1120; 1707–1709) вначале как будто было высказано доверие Порты, ибо ему поручили освидетельствовать крепостные сооружения, произведенные в Ени-Кале. На эту ревизию хан отправился в джемазиу-ль-эввеле 1119 года (август 1707) и дорогой имел неприятное столкновение с мятежным мурзою Джан-Тимуром. Вскоре пошли у него нелады и с прочими мурзами, так что едва не дошло до кровопролития.
По мнению самого хана, причиной такого неудовольствия мурз против него были внешние подстрекательства, и потому он зорко следил за ссыльным братом своим Девлет-Гераем. Когда Девлет-Герай просил разрешения Порты оставить Родос и поселиться в Румелии и на просьбу его уже последовало султанское согласие, то Каплан-Герай, проведав об этом, поспешил заявить со своей стороны, что происходящие в Крыму волнения и беспокойства будто бы возникают чрез письма и внушения Девлет-Герая, а следовательно, водворение его в Румелии сделает его еще более опасным для спокойствия в ханстве. Инсинуация хана имела успех.
Но что погубило Каплан-Герая, так это неудачный поход его на черкесов. Стремление поживиться богатым ясы-рем с них под предлогом мести за убийство Шегбаз-Герая и, главное, опасение потерять доход с откочевавших подальше кабардинцев в бездоходное время побуждали хана к осуществлению задуманного им похода. Сначала, еще в начале 1119 года (весной 1707) он отправил калгу своего Менглы-Герая уговорить черкесов вернуться в прежнее местожительство; но тот, пробыв там до зимы, вернулся без всякого толка. Тогда Каплан-Герай решился в следующую весну отправиться сам. С этой целью он составил совет важнейших мурз крымских, которые отклоняли его от похода, совершенно резонно выставляя на вид неуменье татар владеть огнестрельным оружием, недостаток припасов и обременительность налогов на и без того бедный народ. Особливо были против военной затеи хана ширинский мирлива[18] Сары-Кадыр-Шаг-бек и Эльхадж-Джан-Тимур-мурза. Но хан пренебрег их советами. Разнесся в народе слух, что он собирался казнить Эльхадж-Джан-Тимура и его товарищей, и дело дошло бы непременно до бунта ширинских эмиров, если бы только упомянутый Кадыр-Шаг-бек да Гуледж-Абду-ль-Ла-эфенди своим посредничеством не помирили хана с мурзами. Тем не менее Каплан-Герай собрал огромную армию, завербовав по человеку с каждого дома, а с горожан взыскавши налог, известный под именем «капы-кулу», да еще присовокупив сюда орды ногайских племен, известных под прозвищем «детей трех матерей». Оттоманское же правительство, вероятно обрадовавшись случаю хоть чем-нибудь занять тяготившихся бездействием и лишь производивших мятежи и волнения крымцев, не только дало свое соизволение на предпринятый поход, но еще предписало кафскому[19] бейлербею[20] Муртаза-паше присоединиться со своим штабом к ханской кампании. Ближайшая цель похода была выжить кабардинцев из их нового поселения (автор «Краткой истории» определяет его на берегу реки Неджана[21]) и вернуть их на прежнее местожительство у Беш-Тау. Предприятие, однако же, имело плачевный исход. Сперва глава кабардинский Кургук-бек присылал к хану послов с предложением увеличения дани ясырем и драгоценными вещами с условием не трогать их. Но когда мирные предложения были отвергнуты, то несчастные черкесы прибегли к хитрости и произвели ночью внезапное нападение на ханский лагерь, перерезав тех, кто не успел спастись бегством.
Подробности этого события есть и у турецкого историка Рашида-эфенди[22], но внутренний смысл факта более освещен у Фундуклулу[23]. Вот что рассказывает последний в статье об отставке Каплан-Герая и назначении во второй раз ханом Девлет-Герая: «Когда Крымские ханы вновь назначались, то у черкесских беков было правило набирать 300 человек ясыря и отдавать новому хану под именем подарка. Крымский же хан Каплан-Герай не удовольствовался этим количеством ясыря, настаивая на своем слове: „Меньше трех тысяч пленных не беру“. Тогда черкесские эмиры посоветовались и говорят: „Хотя и такое количество ясыря отдавать водилось у нас в обычае; но только ведь до сих пор в пятнадцать — двадцать лет один хан был сменяем; теперь же каждый год новый хан — чьих же детей мы будем отдавать? Особливо теперь: большинство народа черкесского освящена благодатью ислама; в каждой деревне, в каждом селе строятся соборные и приходские мечети и школы; исправно совершается пятикратная молитва и идет обучение юношества; дозволено ли в священном законе полонить целое полчище народа мухаммеданского, подобно воюющим гяурам, и отсылать к вашему присутствию? Есть ли соизволение Божие на такое притеснение? Пожалуйста, уж извините; а иначе никак невозможно“. Такой категорический ответ и послали они. А Каплан-Герай-хан собрал татарское войско, переправился из Керчи на противоположную сторону, то есть в Тамань, а оттуда пошел в Кабарду. Черкесские беки пустились на хитрость и сказали: „Мы дадим то количество ясыря; а вы удерживайте татар; дайте нам три дня срока и подождите, пожалуйста“. Гордый хан согласился на их просьбу и расположился в одной долине, предавшись несказанному разгулу и пьянству. Черкесы же с разных сторон сделали внезапное ночное нападение и столько татар изрубили саблями, что никогда не слыхано было такого их избиения, и исчезли. Большая часть именитых и отличных мужей Крыма погибла. Гордый хан едва спасся с несколькими из своей свиты и попал к ногаям: стыдно ему было показаться в Крыму. Крымцы донесли о случившемся в Порту и просили себе нового хана. На совете признан был достойным ханства заточенный на острове Хиосе прежний хан Девлет-Герай, и за ним командирован был с величайшим указом старший мирахор[24] Ференг-Осман-ага. 17 числа рамазана пришло известие о прибытии его в Стамбул. Кяхья[25] верховного везиря Мухсин-заде Абдул-Ла-ага, чауш-баши[26] и полковые аги встретили его близ Чекмедже и привели его, шествуя перед ним с музыкой и церемонией. Его поместили близ мечети Каба-Сакал в доме Кара-Байрам-аги, доставив ему стол и обстановку. 23 числа того же месяца в четверг чрез посредство верховного везиря он приложился лицом к ступеням высочайшего трона в новом киоске, находящемся в собственном его величества саду. В знак уважения его величество падишах тоже сделал несколько шагов навстречу ему; после встречи ему позволено было сесть на покрывале, разостланном по ступеням трона. Первым делом он отказался было от ханства, сказав: „Я, твой раб, был отрешен по тяжкому обвинению. Сколько есть султанов, достойных ханства! Одного из них и возьмите на службу: они сослужат службу к большему высочайшему удовольствию, нежели раб ваш“. Султан возразил на это: „Я спрашивал, я исследовал — за тобой не оказалось никакой вины, и я признал тебя достойным ханства; я ожидаю от тебя услуги!“ Затем по обычаю Девлет-Герай получил дорогое облачение и черного в полной сбруе коня и торжественно приведен на свою квартиру».
22
Мехмед Рашид — государственный историограф (вакаинювис) Османской империи в 1714–1722 годах. Его «История» описывает в хронологическом порядке события с 1071 по 1134 год хиджры (1660–1722).
23
Мехмед Халифе Фындыклылы — турецкий историк конца XVII–XVIII веков. В книге «Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII века» В. Д. Смирнов пишет о нем: «О личности автора превосходной, величиной в четыре фолианта, истории мы знаем только то немногое, что он сообщает сам о себе в своем сочинении: никаких других сведений о нем нигде доселе не встречается. Поэтому не лишне будет привести здесь автобиографические данные Фундуклулу, чтобы оценить значение его истории. Мы видим из этих данных, что он довольно долго состоял на службе при султанском дворе, был в близких отношениях со многими высокопоставленными в государстве лицами до султана включительно, имел шансы занять одну из высших должностей государственных в конце своей карьеры, но предпочел провести остаток дней своих в качестве частного человека. Благодаря такому своему служебному положению, Фундуклулу имел возможность быть очевидцем и даже участником многих важных событий, знать и слышать многое, что было недоступно людям, стоявшим вне круга людей, заправлявших судьбами Оттоманской империи».
24
Мирахор — начальник султанских конюшен, высокий чин в придворной иерархии султанского двора. Старшему мирахору подчинялся начальник внутренней охраны султанского дворца.