И хотя меня охватывает страх, когда мчащиеся в безжалостной погоне крысы сбивают меня с ног или когда я натыкаюсь на останки загрызенного чужака, я все же чувствую себя здесь на своем месте, в своей стихии, дома.
Старый самец прекрасно ориентируется в этом огромном лабиринте. Он идет только ему одному известными путями, следуя к известным лишь ему одному целям.
Он не ведет меня за собой, но позволяет следовать за ним, терпит меня рядом или на шаг сзади от себя. Я убедился в этом, попытавшись как-то раз обогнать его, -он со всей силы укусил меня за хвост у самого основания и, если бы я сразу же не отступил, он, скорее всего, загрыз бы меня. Так что я остался позади с кровоточащим хвостом, глядя сзади на его мощную выгнутую спину.
Я не высовываюсь вперед, бегу за ним, подчиняюсь его воле, полагаюсь на него...
По широкому руслу течет поток нечистот. Старый самец бежит по самому краю. Вдруг он останавливается, наклоняется над водой, погружается в нее. Течение подхватывает его, несет за собой. Я прыгаю за ним. Вода заливает уши, глаза и ноздри. У нее приятный солоновато-кислый вкус и запах разбавленной мочи. Я машинально перебираю лапками - я плыву. Голова старого самца хорошо видна на фоне волнистой поверхности воды.
Он подплывает к противоположному берегу, вцепляется когтями в неровную поверхность и выскакивает на берег. Отряхивается - да так, что летящие капли попадают мне прямо в глаза.
Я собираю все свои силы, чтобы справиться с мощным течением, сносящим меня к середине потока. Я судорожно перебираю лапками, стараясь держать голову повыше, чтобы волны не заливали мордочку. Приближаюсь к противоположной стенке канала почти в том же месте, где вылез старый самец, и вцепляюсь в нее всеми когтями передних и задних лап. Пытаюсь выскочить на берег, но это мне удается не сразу. Я снова падаю в воду, снова вцепляюсь когтями в углубления шероховатой стенки, напрягаю все мышцы. На сей раз прыжок получился отлично. Вода стекает с шерсти, и я несколько раз отряхиваюсь. Старый самец уже отправился дальше. Я бегу по его следам, хорошо заметным на влажном налете, покрывающем каменный берег канала. Я нахожу его за углом - он рассматривает небольшой серый клубочек, напоминающий маленькую крысу.
Мышь держит во рту большого белого червяка. Она подняла голову повыше и в этом неудобном положении продвигается вперед. Увлекшись добычей, она не замечает нас. Она тащит, подталкивает, подбрасывает свою извивающуюся добычу. Главное -добраться до цели. В том месте, где внутрь пробивается слабый луч света, мышь тащит червяка по обломкам битого кирпича.
Я готов прыгнуть - мышцы спины напряглись. Старый самец как будто чувствует мои намерения - он поворачивается ко мне и касается моих ноздрей своими вибриссами. Тем временем мышь успевает добраться до цели - узкой расщелины в своде канала
Прыжок - и старый самец застывает рядом с отверстием. Я, слышу тонкие попискивания, доносящиеся из глубины расщелины. В покинутом крысами коридоре обосновались мыши.
По звукам ясно, что их там много. Старый самец вбегает в коридор. Внутри коридор разветвляется - нужно заблокировать все выходы, чтобы ни одна мышь не ускользнула. Мы врываемся. Мыши разбегаются, бросаются на стены, проскакивают над нашими спинами.
Старый самец наносит смертоносные удары. Одно движение его зубов - и мышь падает с перерезанным горлом, сломанным позвоночником или свернутой шеей.
Я замечаю самку, прикрывшую собой шевелящиеся, пищащие тельца. Она в ужасе сжимает в зубах одного из своих малышей, судорожно перебирающего в воздухе лапками. Быстрое движение - и самка падает замертво с перегрызенной шеей. Я убиваю мышат, разрываю зубами нежное розовое мясо, глотаю, насыщаюсь.
Мои движения становятся все более точными, все более совершенными. Раньше я не умел так легко убивать.
Убийство мыши или птицы сопровождалось множеством лишних, ненужных движений. Теперь удары точны, и я убиваю, почти не встречая сопротивления.
Старый самец продолжает искать. У дальней стенки он по запаху обнаружил гнездо - вход в него замаскирован обрывками газет. Доносящийся оттуда писк свидетельствует о том, что там он нашел большую мышиную семью.
Из обнажившегося отверстия норы выползает мышонок. Задние ноги у него парализованы. Я перегрызаю ему шею.
Старый самец перетаскивает всех убитых мышей в одно место. Его зубы поразрывали их на части. Мои пока еще не наносят таких ран, не причиняют такого ущерба.
Насытившись, мы покидаем расщелину. У выхода уже ждут другие крысы, привлеченные запахом крови. Они жаждут продолжить нашу трапезу.
Старый самец равнодушно проходит мимо них.
Мы отправляемся на бойни, где пьем еще теплую кровь, на склады с зерном и мукой, в пекарни, маслобойни, на свалки и помойки, в конюшни и на скотные дворы - все дальше и дальше.
Старый самец хорошо знает переулки и свалки, он умеет избегать опасностей, показывает гнезда ос и шмелей, предупреждает о подкрадывающихся лисах, куницах и ласках. Учит доставать мед из стоящей в кладовке бутылки прогрызает пробку, а потом раз за разом опускает в густую жидкость свой длинный хвост. Движения его четки и* уверенны - он отлично знает силу своих мощных, беспрерывно растущих зубов. Он умеет открыть ими металлическую крышку на банке с ароматным топленым салом, может прогрызть тонкую жестяную стенку мясных консервов, знает, как перекусить веревку, с которой свисает копченый окорок.
Старый самец заботится о своих зубах. Мы выбираемся на поверхность по темному, вырытому крысами коридору. Я слышу отдаленный лязг трамвая, шум идущей по улице толпы. Мы движемся вдоль ровной бетонной поверхности. Одна из прилегающих друг к другу плит раскрошилась. Мы протискиваемся внутрь осторожно, чтобы не повредить брюхо об острые прутья стальной арматуры. Здесь, в выложенном толем и залитом смолой углублении, тянется толстый кабель, покрытый оловом. По поверхности металла бегают мелкие сверкающие искорки. Я замечаю на проводах следы крысиных зубов, а на полу металлические крошки.