Сегодня же Кока выпил намного больше обычного и вообще вел себя странно. Всегда вялый и расслабленный, обычно он спал или читал, изредка смотрел телевизор, еще реже выходил за пределы участка. Сейчас же он был возбужден, взвинчен и даже говорлив:
— Девочки, давайте выпьем за знакомство! Нам очень приятно, что вы, Кэт, посетили наш дом.
Кэт ела, не обращая на него внимания. А Кока не унимался:
— Мы живем так скучно. Правда, Аля? — это он мне, а потом Кэт: — А вы скрасите наши серые будни.
Кажется, он напился, раз перешел на банальности. А может, он всегда так изъясняется, когда не молчит? За четыре года нашего брака мы очень мало общались, и я, по сути, почти не знаю его.
— Вкусно, — Кэт наконец-то насытилась.
— На здоровье! — сказала я ей.
Кока еще какое-то время посуетился, потом, видимо, иссяк, пытаясь привлечь наше внимание. Да и алкоголь подкосил его. Он ушел в свою спальню.
Теперь, когда мы остались вдвоем, я решилась расспросить ее о происшествии.
— Что хотели от вас те парни? — спросила я.
— Убить, — разъяснила она очевидное.
— Я это заметила. Но за что?
— Старые счеты, — спокойно ответила Кэт.
— Но если бы я не напала на них, вас бы уже не было в живых, — напросилась я на благодарность.
— Скорее всего, — согласилась Кэт.
Я замолчала. Даже не знала, о чем еще спросить: она не особо разговорчива.
— Вкусный был гусь, — вдруг заявила она.
— Можно на завтра еще заказать, раз вам понравился.
— Хорошо, — согласилась Кэт.
После «хорошо» в таких случаях обычно следует «спасибо». Я подождала немного — нет, не прозвучало. Видимо, наша гостья не привыкла благодарить.
Не знаю почему, но ее присутствие тяготит, мне с ней неуютно. Наверное, потому что у нас редко бывают посторонние люди. Ладно, пусть переночует. Может, пару дней поживет, пока оправится от случившегося, а потом я дам ей немного денег, и на этом наши пути разойдутся.
Я провела Кэт в гостевую спальню на первом этаже, которая всегда пустовала.
Сейчас я подумала, что еще ни разу за два года у нас никто не ночевал. А кто к нам мог приехать? Мои институтские друзья давно разбрелись по жизни. Они люди творческие, ранимые, с тонкой душевной организацией. Почти все не устроены. Художник должен быть голодным — был такой негласный девиз. Считалось, что недоедать, пить, курить, носить неопрятные вещи — это китч. А если человек искусства сыт и доволен жизнью, он не может создать шедевр. Тот, кто откололся от голодной братии, те предатели и отщепенцы — я была из их числа.
Мои родители погибли в автокатастрофе, когда я училась на четвертом курсе. Это был страшный год моей жизни: в один миг я стала сиротой, потеряв самых дорогих, самых любимых людей. Тогда мне было очень плохо. Меня вытащил папин друг Вениамин Петрович. Он навещал меня, заботился, помог с похоронами, позже оформил наследство. Если бы не он, я бы, наверное, осталась без квартиры: мне бы обязательно попались какие-нибудь мошенники — они таких как я за версту чуют. Когда появился Кока, Вениамин Петрович приезжал посмотреть на «зятя». Мы тогда накрыли стол, прибрались в квартире — в общем, расстарались. Он изучал Коку, о чем-то с ним поговорил, не стал есть и ушел. Когда я провожала его, он сказал:
— Смотри, Лисонька (он меня так иногда называет)! Тебе с ним жить.
— Он вам не понравился? — огорчилась я.
— Главное, чтобы он нравился тебе, — уклончиво ответил он.
Два года назад Вениамин Петрович приезжал на новоселье в этот дом. На тот раз я получила большее одобрение.
— Молодец, Лисуха! (Так он меня называет, когда у него хорошее настроение.) Повзрослела, моя умница. Хороший дом! Перестроила его грамотно. Места много. Красота! Будет детишкам где бегать. Когда же ты меня дедом сделаешь?
— Ну, не знаю! — замямлила я.
— Или ему, — он кивнул в сторону Коки, — и этим лень заниматься?
Это была первая фраза, выражающая его отношение к моему мужу.
— Я еще не готова, — заступилась я за Коку.
— Ты никогда не будешь готова. Немного умерь свой пыл. Искусство вечно! А у тебя жизнь одна. Не приноси себя в жертву.
— Да я не приношу, — оправдывалась я.
— А то я не вижу! Сколько картин за этот год наваяла?
— Ваяют скульптуры! А я пишу, — разъяснила я.
— Да знаю я! Ты неисправима!
— Спасибо вам за все! — поблагодарила я его.