Между прочим, мы ничего не украли. Весь этот рождественский хлам мало значил для Гордона. Потому и лежал позабытый в недрах шкафа. Если б я мог спросить у брата позволения, он ответил бы: «Бери все, ты избавляешь меня от барахла». (Правда, Мишель — поборница закона — посмотрела бы на дело иначе, даже если б ей было наплевать на все эти вещи.)
Я планировал заскочить в больницу, посмотреть, как там Гордон, и вернуть ключи от кабинета в тумбочку возле кровати. А потом пойти домой и написать Джули письмо на бланке «Школы решительного шага».
Я пожелал бы ей всего наилучшего, поздравил бы с достижениями, отметил, как далеко она продвинулась с нашей первой встречи — «не каждый день мы впервые посылаем собеседника в задницу и проч. и проч.», — и положил бы конец нашим встречам. Идеально было бы вернуть часть денег за несостоявшиеся сеансы, но с наличностью у меня стало совсем туго (спасибо Петунии!). Поэтому я решил, что сойдет и подарочный купон на книги.
— А тебе не кажется, что надо бы зайти к ней? Поговорить лично? — спросил Томас.
— Почему? Улог пошел бы сам?
— Нет, не пошел бы. Вот я и подумал — может, тебе стоит пойти?
17 Джули
«Ты самая грустная девушка, какую я выдел…»
Кларк Гейбл (обращаясь к Мэрилин Монро в «Неудачниках», 1961)
Двенадцатый день без Хэла.
— Ты ведь знаешь, как тебе надо поступить, верно? — спросила Шейла.
Скажи мне ты, Шейла. Как мне надо поступить? Простить себя? Взять отпуск? Нанять хорошего юриста? Купить новое платье? Выплакаться всласть? Просто жить дальше? Повысить самооценку? Больше времени проводить с друзьями?
— Переспи с кем-нибудь свеженьким. И поскорее. Только пусть он будет хорош в постели. Это самое важное.
Шейла посмотрела мимо меня, поверх своего стола, сквозь стеклянные стены кабинета. Оглядела всех ребят, работавших на нашем этаже, оценила их.
— У нас тут, конечно, поживиться нечем. Но ты кого-нибудь найдешь. Считай это задачей номер один.
Да уж, для женщины, которая знала о сексе едва ли не понаслышке, Шейла крепко в него верила.
— Можно еще уйти в работу, тоже помогает, — добавила она. — Разрешаю тебе работать сколько влезет. У меня есть кое-какие наметки для «Умом и сердцем». Плюс твоя история про психоаналитика. Как там, конец виден? Пора бы.
Стоило ли в тот момент сознаваться, что я послала психоаналитика в задницу?
— Все нормально, — соврала я. — Раскопала кое-что любопытное. Как раз такой материал, как тебе хотелось.
Шейла кивнула и похлопала себя по карманам пиджака — нащупывала курево. Дымить в редакции она не могла, но хотела знать, что сигареты под рукой в целости и сохранности. Так мамаши могут упоенно сплетничать возле детской площадки, но каждая то и дело отрывается от беседы и проверяет, где ее чадо.
Поиск сигарет был сигналом: мне пора уходить. В голове Шейлы я уже сошла с первой страницы.
Я не виделась и не общалась с Хэлом с тех пор, как он ушел. Он только оставил сообщение на автоответчике (когда точно знал, что я на работе): дескать, ему надо зайти и забрать остатки вещей. И все. Ни единого лишнего слова. Я не имела представления, где он жил все это время.
Выбора не оставалось: пора было сообщить всем, что от меня ушел муж. Хотя бы ради традиционного ответа: «Не беда, он еще одумается. Приползет к тебе на коленях».
Ничего подобного я не услышала. Моя новость не произвела особого впечатления. Даже па Софи да Луку. Поскольку я скрепя сердце взяла на себя роль наставницы Софи, Шейла сразу рассказала ей о моих семейных делах.
— Я заметила, что у тебя попа похудела, — сказала Софи. — Так и думала, что это из-за проблем с мужиками. У тебя, кстати, классная попка.
Софи, похоже, и сама изрядно натерпелась от мужиков.
— Подцепить парня для меня не проблема. — Она не хвастала, всего лишь констатировала факт. — Но я не умею выбирать. Ко мне так и липнут всякие засранцы. Короче, я решила вообще больше с ними не связываться. Я уже год как ни с кем не сплю, и это лучший год в моей жизни. Но у тебя так не получится. Ты скоро кого-нибудь найдешь, и все пойдет по новой. Ты из тех, кто без пары себя не мыслит. А я — нет.
Из тех, кто без пары себя не мыслит? Я? Вряд ли Софи хотела сказать мне гадость, но и комплиментом я бы это тоже не назвала. Поспешный вывод, скорее.
Пока я добралась со своей новостью до наших общих друзей, Хэл уже успел меня опередить. Друзья были настроены философски. Люди они практичные: проехали и забыли. Я им нравилась, но прежде всего они были друзьями Хэла. Мне сочувствовали некоторые одиночки, потерпевшие поражение на любовном фронте, а семейные пары твердо держались на стороне Хэла.
Не возникло никакой паники вроде той, что обычно начинается при известии о разрыве. Мужья и жены не жались друг к другу в страхе за судьбу собственного союза. Не цеплялись друг за дружку и не хватались за руки во время моего рассказа, чтобы уверить себя: с ними не случится ничего подобного.
Подозреваю, они уже познакомились с Линдой и хором решили, что она подходит Хэлу больше, чем я. Возможно, даже успели похвалить Хэла за то, что он нашел в себе силы покончить с нашим браком. Так и вижу, как они сидят на низеньких пластиковых скамейках в баре «Шорткраст», потягивают фирменный коктейль «кайпироска» с лаймом и выражают Хэлу полную поддержку.
«Кому-то всегда приходится объявить, что игра окончена, — наверное, рассуждали они. — Ты взял на себя всю черную работу, старик!»
Еще я навестила наш «семейный концерн» и рассказала все «девочкам».
— Он бросил тебя в такой момент? Когда Деборе плохо? — Марджи протянула мне бумажные носовые платочки и себе взяла один.
— Вот ведь гаденыш! — высказалась Триш.
— Переселяйся ко мне. Давай сегодня же поедем и соберем твои вещи, — с нажимом сказала Марджи. — И когда он объявится, поволноваться придется ему! Он не будет знать, куда ты делась. Посмотрим, как ему это понравится!
— Вряд ли Хэл забеспокоится. Уже почти две недели, как он ушел.
— Две недели? — Марджи потянулась за новым платочком. — И ты ничего нам не сказала?
— Без него ей будет только лучше. Он всегда вел себя как самовлюбленный…
Триш вовремя затормозила. Богатый опыт по части людских отношений урезал словарь эпитетов, которые Триш позволяла себе использовать. Она не стала говорить лишнего, сообразив, что Хэл может вдруг вернуться. Но именно то, чего она не сказала, открыло мне всю силу ее неприязни к Хэлу. И это меня потрясло.
Триш решила перейти к вопросам:
— А как же Дебора?
— Я все порываюсь ей сказать, но…
— Мы вчера привели к ней Ники Уолтерс, — сказала Триш.
— И что?
— Ничего хорошего, — хмыкнула Марджи. — Полное дерьмо, Джули. Провал, — уточнила Триш.
Ники Уолтерс — первоклассная актриса, которую мама открыла лет двадцать назад в каком-то торговом центре. Ники тогда была девчушкой-подростком и играла крохотную роль мышки в праздничной пантомиме для детей. История гласит, что мама спускалась по эскалатору в продуктовую секцию, мельком увидела Ники, и ее руки тут же покрылись мурашками — признак большого таланта поблизости.
Представление шло на втором этаже; там было столько детей и колясок, что маме не удалось протолкаться к сцене. Так она и ездила вверх— вниз по эскалатору, пока все не закончилось. Мурашки продержались три дня, и это был рекорд: даже после Мела Гибсона они прошли через двое суток. Мама безгранично доверяла мурашкам. Она сосватала Ники в ее первый голливудский фильм, и во второй тоже.
Вот почему Триш решила: встреча с Ники может хотя бы вернуть к жизни мурашки. (Мамины руки забастовали, как и глаза.) Но встреча успехом не увенчалась.
— Ее руки остались такими же гладкими, как ноги трансвестита, — сказала Триш. — Ники жутко расстроилась. Решила, что это плохой знак. Она сейчас малость не в форме, так что все вышло очень некстати. Нам пришлось буквально собирать ее по кусочкам.