Суфии — это персы, которые начали писать всякие такие штуки тысячу лет назад. По мне, эти ребята были мудрее, чем все остальные философы, пророки, боги и гуру, вместе взятые. Я не хочу сказать, что у Христа, или Будды, или Магомета (или у вашего любимого мудреца) не было великих идей. С этим у них как раз все в порядке. Взять, например, десять заповедей — классная вещь! (Хотя, по-моему, «не прелюбодействовать» и «не желать жены ближнего своего» — это излишний повтор.) Но суфии были явно круче всех — и, что самое ценное, они были юмористы: «Полагайся на Бога, но прежде подстегни своего ишака».
Нельзя недооценивать силу смеха. Лично я думаю, что человечеству не удается окончательно просветиться именно потому, что его просветители чересчур серьезны. Как мой старший братец. Уже много лет Гордон исполняет им же придуманную миссию по спасению меня от меня. Так вот, за все эти годы он не сказал мне ничего интересного, а уж тем более забавного, о духовном росте. Согласитесь, очень странно — это ведь его работа.
В общем-то Гордон хочет всем только добра, но в его психоаналитическую галиматью я никогда не верил. Если от нее был какой-то толк, то почему Гордон не применял ее к своей собственной жизни? А если применял, то почему не слинял от Мишель?
Слова словами, но все же, сидя напротив Джули Тринкер и притворяясь Гордоном, я очень жалел, что так плохо разбираюсь в его галиматье. Попробуй-ка изобразить из себя профессионала, если в самой профессии ни шиша не смыслишь. Будь Гордон полицейским, адвокатом или врачом «скорой помощи» — еще куда ни шло. Телик я обожаю, так что этих персонажей сыграл бы на ура.
Спорю на что хотите: если вы окажетесь возле зала суда и вам вдруг взбредет в голову прикинуться адвокатом, проблем не будет. Чего проще: входишь, опускаешь портфель на пол рядом со стулом, смотришь на часы, расстегиваешь пиджак, садишься, встаешь, застегиваешь пиджак, просишь судью объявить перерыв в заседании. Любой дурак справится. Мы ж все это тыщу раз по телику видели.
Но прикинуться психотерапевтом? Ничего себе задачка. Черт их знает, чем они занимаются в своих кабинетах.
Короче, пришлось импровизировать на ходу. Я спросил себя: что бы мне хотелось услышать, будь я девушкой, которая просит совершенно чужого дядю помочь ей разгрести дерьмо в ее жизни?
А Джули пришла именно за помощью. Вы— то, наверное, уже в курсе, что она собирала материал для статьи. Но поверьте, за этим крылось кое-что еще, иначе она плюнула бы на меня и нырнула прямиком к Далласу Улогу. Вот уж кто реальный психотерапевт, без дураков, все нужные книжки назубок выучил, настоящий профессор галиматьи. Загорелый, правда, до тошноты, а воротничок так накрахмален, что хоть хлеб им режь, но для журналиста Улог — самое то. Я знаю пару журналюг: этой братии на стиль начхать — работа на первом месте.
Джули сразу почуяла, что со мной что-то нечисто, но ведь не ушла же. Что-то подсказало ей, что она попала куда надо. Назовите это хоть инстинктом, хоть вмешательством высших сил, суть не меняется. (Сама Джули, думаю, предпочла бы третье: временное помрачение рассудка.) Но она оказалась в нужное время в нужном месте. А вот я, наоборот, дорого дал бы, чтоб унести оттуда ноги.
Девушка на уродливой серой кушетке в кабинете Гордона держалась натянуто, как резинка в новых трусах. Я не спец по психологии, но любой (кроме самой Джули) понял бы, что у нее большие проблемы. Я не хочу сказать, что у меня нет проблем. Вы и сами наверняка уже кое-что заподозрили насчет моих заморочек, и если дочитаете эту книгу, то ваши подозрения, скорее всего, подтвердятся. Но я не чувствую себя затраханным жизнью, вот в чем разница.
Затраханные жизнью люди в глубине души очень, очень несчастны. А я счастлив. Несмотря ни на что. Со стороны, наверное, кажется, что моя жизнь замусорена ложными шагами, тупиковыми отношениями, незаконченными шедеврами. Но я все еще надеюсь. Проснувшись, я всегда чувствую, что мне есть зачем вставать по утрам; я всегда жду от жизни чего-то хорошего. По-моему, это и значит быть счастливым в глубине души.
Нет, я не хожу по улицам и не ору «люди, я счастлив!». Я ною и жалуюсь не хуже всех остальных. Иногда это просто приходится делать из солидарности, чтобы никого не обидеть. Но когда я прыгаю за руль моего «ситроена», или потягиваю холодное пиво, или смотрю по телику старые выпуски шоу Лорел и Харди, я втайне радуюсь как малолеток.
Раз уж пошли такие разговоры, вы наверняка решили, что вам самое время узнать обо мне побольше. Особенно о тех личных проблемах и недостатках, на которые я намекал. Настоящий писатель, конечно, тут же принялся бы исследовать характер героя: залез бы к нему в душу и выпотрошил бы на глазах читателей. Но я не настоящий писатель, поэтому ничего такого делать не стану. Не буду поверять вам секреты, не буду играть в многозначительность. Вам кажется, что у меня есть проблемы? Вот и догадывайтесь сами, какие именно. Как мне пришлось догадываться про Джули.
В день нашей первой встречи, когда Джули с каменным лицом стояла в кабинете Гордона, она уже почти превратилась в затраханного жизнью человека. Про нее нельзя было сказать, что она — сплошной комок нервов; нет, все было тоньше и сложнее. В ней будто бы назрел монолог, который только и дожидался шанса вырваться наружу. А для меня такие монологи — хуже смерти.
Некоторые люди — прирожденные слушатели, но я не из их числа. Всегда представлял себе ад в виде огромного стола в ресторане, где я сижу среди форменных зануд. Впрочем, я и в этой жизни частенько сижу именно среди них, потому что вечно всюду опаздываю. Умные люди приходят пораньше и занимают места по центру чтобы выбирать, с кем общаться, по собственному вкусу. А я вечно оказываюсь в дальнем конце стола, между каким-нибудь педиком, от которого только что сбежал любовник, и парочкой после медового месяца, которые только что купили свое первое жилье.
Короче, в нормальных обстоятельствах я пулей вылетел бы из кабинета Гордона и не стал бы слушать жалоб Джули ни за какие деньги. Но именно в тот момент наличные решали все. В тот момент я был слаб духом. У меня выдался премерзкий день.
Кажется, я уже говорил, что по милости бывшей жены провел то утро в адвокатской конторе? Туда и новый муж Марлен приперся, самодовольный осел по имени Даррен Ричмонд. Мы обсуждали сумму, которая причиталась Марлен по нашему соглашению о разводе. То есть такова была повестка дня согласно е-мейлу, который прислал мне ее поверенный:
Тема: Обсудим размер компенсации.
Но я быстро сообразил, что читать следует:
Тема: Обкорнаем Арту член.
Это была унизительная процедура, явно задуманная Дарреном. При всех недостатках Марлен, ее всегда устраивал мой размер. Даррен же с самого начала ясно дал мне понять, что: а) благодаря его доходам у Марлен никогда не будет недостатка в средствах; б) если понадобится, он засудит меня, но взыщет всю разводную компенсацию до последнего цента. «Это дело принципа», — талдычил чертов кретин.
Давно известно, что от сознания собственной моральной правоты человек словно бы увеличивается в размерах. Причем во всех местах. Бугор в штанах Даррена наглядно подтверждал это правило — раздувался с каждым его словом. А мой бугор, наоборот, все съеживался и съеживался, пока мои штаны не обвисли, как пустой винный бурдюк.
Марлен чувствовала себя неловко, но не отцепила от меня своего Даррена Полового Гиганта. Она им гордилась и позволила ему меня помучить. Пробил час ее торжества, час моей расплаты. И я могу ее понять. У нас был дерьмовый брак, и Марлен считала, что я был большим дерьмом, чем она. Я должен был заплатить за это.
Сами видите, утречко выдалось то еще. И после такого испытания я еду обедать со своим старшим братом, а он вдруг умирает! Ну очень не вовремя. Во-первых, потому, что я люблю его и желаю ему долгой жизни. А во-вторых, я собирался позондировать почву и, если удастся, подзанять у Гордона деньжат на аренду мастерской. Гордон не прочь помогать мне время от времени, ему это даже нравится. Главное, чтобы Мишель ничего не узнала.