Выбрать главу

— Здорово, — удивился первый. — А ведь не отличишь.

Не знаю, почему я так ответил. Может быть, я все еще побаивался этих людей, и не хотел, чтобы они обращали на меня так много внимания.

— И вот что я тебе еще скажу, — усмехнулся Джек. — Твоя хозяйка, она — самая что ни на есть раскрасавица изо всех, что я видел этим вечером. Кто она такая?

— Она принцесса.

— Ну, это я вижу. А откуда она?

— Далеко отсюда. Ты не знаешь нашего города.

— Эй, ребята, давайте выпьем! — перебил нас веселый кучер, размахивая бутылкой. Это, кажется, отвлекло внимание от меня и моей кареты, и я вздохнул с облегчением.

— Выпей и ты, — протянул мне бутылку весельчак. Жидкость была теплой и с резким вкусом, и я чувствовал, как приятно она согревает меня внутри. Эта жидкость оказала на меня странное действие — я перестал страшиться. Более того, я почувствовал себя отлично.

В вечернем воздухе музыка разносилась громко и ясно, и меня все сильнее тянуло сплясать.

— Эй, друзья, — воскликнул я, — там у них бал, так давайте и мы устроим здесь танцы не хуже!

— Отличная мысль! — ответил мне хор голосов, и прежде чем до меня дошло, что я делаю, мои ноги пустились в пляс. Сперва другие сидели на месте, просто глядя на меня и хлопая в ладоши в ритм музыке и моим движениям. Я даже не понимал, что я делаю, мои ноги сами несли меня между карет, вокруг карет, перед каретами, вверх по ступеням, вниз по ступеням, в веселом и скачущем ритме. А когда музыка стихла, остановился и я. Все кругом захлопали.

— Давайте-ка еще выпьем! — крикнул весельчак, и мы выпили еще. Затем музыка заиграла снова, и все бросились плясать. Мы плясали порознь и друг с другом. Из дворца прибежало несколько женщин — конечно, не благородные леди с бала, а служанки, закончившие свои дела. Все смеялись, а я, помню, подумал тогда, что женский смех так же прекрасен, как и музыка.

Немного спустя музыка замолчала, и из дворца спустились слуги, они принесли нам подносы с угощением и выпивкой. Мы уселись в кружок, болтая и смеясь. Кучер по имени Джек принялся рассказывать историю о том, как он однажды заблудился и заночевал в стогу сена.

— А когда я проснулся утром, оказалось, что спал я на голой земле. От стога ни травинки не осталось. Зато лошади остались, да какие они стали толстые!

Мы захохотали во все горло. Веселье продолжалось и продолжалось, рассказывались все новые истории, откупоривались все новые бутылки…

— А что ты расскажешь, Роберт? — поинтересовался весельчак.

— Да, мне есть о чем рассказать. Но давайте сначала выпьем.

— Смочим глотку, да? — засмеялся Джек.

Чем больше я пил, тем веселей, казалось, становился, тем больше развязывался язык.

— Я расскажу вам о моем друге, — начал я. — Он был не человек, этот мой друг. Он был крыса.

— Крыса! — закричали вокруг, заходясь от смеха.

— Но только у этой крысы была одна мечта в жизни, она хотела быть кучером. Эта крыса все время искала кого-нибудь, кто смог бы ей помочь. На самом-то деле ему нужна была Леди Света.

— Леди Света! — завыли кругом, умирая от смеха.

— Ну и наконец, — продолжал я, — он нашел эту Леди Света…

— Леди Света! — застонали кругом, падая наземь от смеха.

— …которая сделала все, что нужно, и превратила его в кучера. Еще она превратила тыкву в золотую карету, а шесть белых мышей — в шестерку рысаков. Вон там стоят они, а вот я!

Все вокруг корчились от смеха, а весельчак хлопнул меня по плечу и заорал, что это самая забавная история, которую он слышал в жизни. У меня в голове все смешалось. Я не собирался рассказывать забавную историю, и не понимал, почему она так забавна — но все кругом тем не менее заливались хохотом и твердили мне, что я веселый малый.

— Ведь это и в самом деле правда! — сказал я весельчаку, но тот лишь громче засмеялся.

— Выпьем еще, — ответил он. — Такого трепача, как ты, я давненько не слышал. До дна!

После этого стакана я перестал раздумывать, почему они смеялись, и обнаружил, что сам смеюсь так же громко, как и они. А потом снова заиграла музыка и снова начались танцы. Внутри разливалось чудесное тепло, а люди вокруг казались мне старыми добрыми друзьями. Среди них не было страшилищ, все мы были одной большой семьей, которую соединяла такая радость и наслаждение, о которых я раньше и не мечтал. Даже пить было удовольствием. Разве в сточной трубе мы когда-нибудь пили или ели ради удовольствия? Разве мы плясали, разве мы смеялись? Разве жизнь была для нас чем-то другим, кроме простого существования?

Я плясал со служанкой. Мы обнимали друг друга и смеялись просто так. В ней не было ни милой нежности Амадеи, ни покоя и любви леди света, но она была близка мне… Как объяснить? Словно мы принадлежали одному миру.