Наутро сиротка проснулась и, задрав голову, посмотрела на окно, которое в этот момент распахнулось, и оттуда высунулся человек в короне.
— Ты сиротка? — спросил тоскующий царь.
— Разумеется.
— Заходи.
И царская невеста поплыла к украшенной резьбой двери.
— Теперь меня будут окружать красивые вещи, — подумала она, — и не будет болеть моя зеркальная душа.
Споткнувшись обо что‑то, она вдруг заметила, что это учитель у нее под ногами.
— Тебе чего?
— Деточка! Зачем же ты ешь лук по вечерам? Вредная мужицкая привычка. Как же царь тебя целовать будет?
— Врешь, не ела я лука. Я только яблоки ем.
— Ну значит, это твой природный запах. Что свидетельствует о принадлежности к низшей касте.
— Врешь?
— Вру. А если нет?
Врет? — думала сиротка. — А если нет?
И она пошла к художнику. А тот, завидев ее, убежал. А мать сказала: что‑то нынче возле дворца луком запахло… Тогда несчастная невеста отправилась на базар. Мальчишки побежали впереди, чтобы предупредить народ, и когда сиротка шла мимо торговых рядов, люди шарахались от нее, зажав носы. «Врут? — думала она, — конечно, врут. А если нет?»
Неподалеку от рыночной площади в деревянном домике жил музыкант, который, играя всю жизнь на саксофоне, давно утратил способность различать запахи. Сиротка вошла и села на пол.
— Тебе со стороны виднее. Врут или нет?
Музыкант протянул сиротке чашечку кофе.
— Я думаю врут.
— А вдруг нет?
— А хочешь, я научу тебя играть на саксофоне?
— Нет, маэстро. Не отнимай у меня музыку. На что мне царство без музыки?
— Из тебя выйдет прекрасная музыкантша. Я возьму тебя в свой ансамбль — такой будет джаз — весь мир сойдет с ума. Я чую в тебе талант. А?
— Нет у меня таланта. Ничего нет. Я сиротка.
Тут в окно влетел большой камень и убил музыканта. Сиротка поставила чашку на стол, взяла под мышку саксофон и вышла на крыльцо.
Толпа свистела и размахивала флагами с надписью:
«Долой луковую царицу!» В переулке демонстранты давились от смеха, а отец с матерью стояли на коленях.
Сиротка задумчиво дунула в саксофон и отправилась странствовать. Она пришла в чужую землю и, разыскав в лесу охотника, спросила, правда ли, что от нее пахнет луком. Но охотник говорил на чужом языке, а она на родном. Чужой охотник не понял родного языка, и неумытая сиротка побрела дальше. Колдунья тоже ничего не смогла ей ответить. Тогда ей пришлось вернуться на родину.
Из жалости ее взяли на работу в ночное заведение «Конфуз», что напротив домика умершего музыканта. По–прежнему у нее было только детское платьице и чужой саксофон, из которого она по вечерам извлекала весьма странные звуки — ее там и держали за дурочку. Играть она так и не выучилась, да и не хотела — душу берегла. А сколько ни пыталась хозяйка убедить ее, что раз уж она тут — могла бы и с гостями подзаработать, — все не слушала. «Царская невеста блюдет девственность», — отшучивалась хозяйка.
Свет, желтый и липкий, заливал столики, которые со временем тоже стали желтыми и липкими. Сиротка сидела на полу, пряча свои пустые глаза. С саксофоном она не расставалась. Пьяный поэт бренчал на лире, полицейский плясал с самой молоденькой из девиц, художник давно уронил голову на стол. Тут пришел один князь и сказал, что царь не знает, куда себя девать от тоски.
Сиротка встала и пошла к выходу, продолжая дуть в саксофон. Никто ее не остановил.
— Ты постарела, — сказал царь.
Она кивнула.
— И до сих пор сиротка? Долго же ты шла. А знаешь, что я тебе не царь? Знаешь, что мало моего царства для зеркального мира? «Блаженны нищие духом…» — помнишь, что дальше?
— И не поцелуешь меня? Разве от меня пахнет луком?
— Дура. Шла бы от греха.
Ночь, день сидит сиротка у дворцовой лестницы, смотрит пустыми глазами на свои грязные ладони. На вторую ночь из дворца выходит царь.
— Ты куда ползешь, царь?
— Топиться иду.
— А…
Царь удалился, сиротка превратилась в крысу — это первое, что пришло в голову. Крыса вырыла норку и хотела втащить туда саксофон, но он уместился лишь наполовину. Шла мимо монахиня, наклонилась и постучала по саксофону. Крыса высунула острую мордочку.
— Надо было богу молиться, — сказала монахиня.
— Нужна ты богу!.. — сказала крыса.