И без него понятно, не Антарктида. Жарища, пальмы, обезьяны…
Сильно поглазеть по сторонам им не позволили, увезли к побережью. К защищенной от ветров бухте, в милый домик, с газоном у порога и садом до самого берега.
Загорелось искупаться. От всех этих перелетов, у Костаса стойкое ощущение пропыленности и затхлости. А здесь прямо-таки рай. Лазурная волна лениво накатывала на прибрежный песок. Желтый-желтый. Яркий-яркий. Пахнущий солнцем и солью.
Всех опередил Серега. Даже упаковку пива, прихваченную в аэропорту, бросил.
− Представляешь, я Алинке сказал на север еду, − и, довольно похохатывая, забежал воду.
Костас рассмеялся. Невеста у Сереги ревнивая! Плюс обладательница коричневого пояса по киокусинкаю. Не забалуешь!
− А ты в тенечке схоронись, − посоветовал ему Стас. Ему тоже здесь нравилось. После пивка, жизнь идет как надо!
Но что Сереге увещевания! Для него море это все! Море… Это МОРЕ!
С побережья их забрали тем же вечером.
Ранг военного советника подразумевал широчайшие полномочия и обязанности. От каптенармуса и воспитателя до военврача и палача. После недельных бесплодных усилий, Костас четко осознал, легче научить маршировать стаю макак, их вокруг тьма-тьмущая, чем здешних призывников присягнувших Революции. И смех и грех! Служба называется! Часовой мог, запросто, прямо с поста, отправиться за десять километров навестить родню. Разводящему с караулом раз плюнуть отлучится в соседнюю деревню на свадьбу знакомого. Хорошо если постреляют в честь новобрачных, а не раздарят казенное оружие. На полосу препятствий − у борцов за народную власть животы болят. Жрать в столовой — до колик и дайте с собой на вынос. Пробежать версту — проблема. Отплясывать под барабаны и хлопки приятелей — пожалуйста, хоть до зари!
− Парни, − вразумлял Костаса и иже с ним старый кубинец, духовный брат товарища Че, приехавший сюда двадцать лет назад. — Здесь не нужна просветительская или воспитательная работа, здесь нужна дрессировка. Не бросайте слов на ветер и не тратьте время и нервы. Бейте рожи!
Кубинец отличался радикальными методами в решении поставленной перед ним задачи. Армии нет, но она будет! За это его уважали. Те, кто революцию устроил.
Однажды, кто-то из пополнения новобранцев попортил деревенскую девчонку. Ладно бы разошлись миром, не убыло бы от девки. Прикончил, придурок! Дел наделал, а следы оставил. Через два дня вся деревня прибыла в расположении воинской части. Народ галдел, народ возмущался, народ требовал, народ грозился перекинуться на супротивную революции сторону.
Кубинец построил потенциальных обвиняемых и спросил у деревенского старейшины.
− Который?
Весь в бусах и перьях старичина, тыкал пальцем во всех подряд, не зная кому инкриминировать злодейство. Кубинец вытряхнул из старенького револьвера пули, оставив одну, и крутанул барабан.
− Раз ты не знаешь, твой Ориша Шанго[3] не знает, я сам его найду.
И приставил оружие к голове крайнего.
− Этот?
Глухой щелчок.
— Нет.
Два шага к следующему. У солдата подкосились ноги, едва не упал. Старик пальцем указует — он, он! И трясет амулетом-погремушкой, высушенным львиным хером с мошонкой.
− Проверим.
Опять щелчок.
− Ошибся, уважаемый.
Следующий… Следующий в страхе вытягивает шею.
− Бах!
За мгновение до выстрела, Костас увидел мистическое озарение несчастного. Все! Конец!
Вняв совету кубинца, Костас первому же самовольщику свернул скулу. Второго приказал связать и оставить на берегу крокодилам. Боевой дух подразделения резко начал крепнуть.
Семь месяцев как дурной сон, сошли потом, зубовным скрежетом и воскресными пьянками. Окончание срока командировки воспринималось исцелением от неизлечимой болезни.
Из лагеря прямехонько мотанули в Бокоро, оттуда в Мумбали. Поселились в многоквартирном доме, неподалеку от кинотеатра. Вообще дом копия российских гостинок. Длинный на весь этаж коридор. Двери по обе стороны. Комнатка крошечная, не больше двенадцати квадратов, кухонька квадрата четыре, сортир и душ. Из бытовухи: кондиционер, холодильник и телек. В этом районе, в подобных домах, проживали приглашенные со всего света спецы. В основном из Индии и Китая, реже Европы.
Жить в таких хоромах предстояло три дня. Раньше рейса перебраться поближе к родине не было.
− Переночуете, утром по городу прокатимся, − сделал им полный расклад Обуаси, выпускник одного из московских университетов. Крепкий жизнерадостный негр все время жевал. А когда не жевал, насвистывал Кукарелу.