− Всегда бы так! — довольно хлопнул себя по ляжкам Планк, оглядывая свободное пространство.
Долго рассиживаться не пришлось. Атака продолжалась.
Планк, увидев среди атакующих спафария, метнулся к сложенной сети.
− Придержите его! Сладится, погуляем!
Не сладилось. Спафарий запутался в сети, упал и его просто затоптали в пылу схватки.
Из декархии выбывали один за одним. Проб прозевал удар топора. Дьюб неудачно оперся на раненную ногу. Отвлеченный болью запоздал с блоком. Отмах меча вскрыл ему горло от кадыка до уха. Статда сбили с ног и он упал с высоты на землю сломав себе шею. Айлем убежал, разматывая собственные кишки себе под ноги.
На Рогара навалились керны и задавили умелого мечника числом, измесив на смерть. Плохое железо не пробило добрый доспех, но перемололо все косточки.
Досталось и Планку. Раттлер влепил ему цепом. Железное било сплющило шлем. Планк отлетел, ударился всем телом о стену. Осел, свесил голову на грудь. Дерганное дыхание прерывалось выбросом крови из носа и ушей.
Костас держал середину площадки, оттягивая на себя и прореживая атакующий строй. Он крутил мельницы, бил сверху, хлестал сбоку, поддевал снизу, нападал, отступал, уклонялся, отпрыгивал… не смотря на затянутость схватки темп его перемещений возрастал все больше и больше. Чем больше врагов, тем больше действий атаки и защиты надо совершить.
Их осталось двое. Он и Йоун. Была декархия. Раз-раз и истаяла, как ледяная корка в луже на ярком солнце. Но скорбеть о потерях и считать раны подобает после боя. Тем, кто в бою уцелел.
Вскоре их прижали к дверям в башню и теперь они работали в паре. Колченогий, прихрамывающий Йоун и он. Один плюс один − четверорукий, смертоносный монстр. Меч бил на уровни груди, яри разило снизу в живот и пах, если меч опускал горизонт атак, яри выстреливал в лицо, в шею и в голову.
− Лихо у нас с тобой, − еле проговорил Йоун, когда неприятель отступил перестроиться. Слепо лезть на смерть не хотели.
Вот из рядов высунулся низкорослый керн. Борода всклокочена, помятый шлем набок. По лицу размазана кровь. Чужая и своя из раны на лбу.
− Ииих! — замахнулся он топорком.
Костас опередил бросок. Рондел полоснул воздух и ударил в щеку, соскользнул по кости в глазницу.
Бросок керна смазался и оружие улетело мимо. Сам метатель обреченно взвизгнул и упал на колени. Втоптав раненого, гэллогласы атаковали. Им была нужна надвратная башня.
Первый прикрывался большим щитом. Костас опершись на яри, подпрыгнул и ударил в щит ногами. Гэллогласа откинуло к краю площадки, он попытался удержаться, хватаясь за чье-то плечо. Так вдвоем и покатились по лестнице, под клинки спешащему на выручку обороне резерву.
Подоспевшие торквесы отогнали нападавших шагов на десять и увязли. Теперь уже нападавшие обороняли стену, давая возможность подкреплениям подняться по лестницам. Торквесы из кожи лезли сбросить их. Так два отряда и стояли, вцепившись друг в друга и пластаясь накоротке. Костас подошел к Планку. Тот открыл глаза и что-то шептал, отплевывая кровью. Потом затих.
− Неплохо заработали, − выдохнул без радости Йоун.
Согласно правилам, деньги за бой получал весь десяток. Или те, кто от него остался.
На донжоне ударили в гонг. Звук больно отдался в ушах.
− Воронье скликает, что ли? — пыхтел Йоун. Сил у карнаха почти не осталось.
Больше им участвовать в бою не пришлось. Руджери дожал нападавших. Спафарии организованно спустились. Кто по лестницам, кто по веревкам. Их что заботливая мамаша прикрывали лучники. Бородача-карнаха попытавшегося ухнуть в догонку кусок зубца пристрелили сразу. Гэллогласы, огрызаясь ударом на удар, тоже отступили, не показав неприятелю спины. С кернами получилось проще. Кто успел, сбежал. Замешкавших порубили, столкнули вниз.
− Славненько порезвились, − ходил по стене героем Дёгг. Длинный порез на щеке вызывал в нем неподдельную радость. Чем больше шрамов заработает, тем вернее получит свое Медный браслет.
Капитан бегло осмотрел стену и приказал замковому каменщику, заложить проломы и восстановить зубцы.
− Работы сколько! Не успею, − взмолился каменщик.
− Успеешь, − злился капитан. Руджери прекрасно понимал свежая кладка не выдержит и плохонького снаряда. Но не стоять же на, беззубой» стене, что пугало в голом поле.
В трапезной, за столами не весело. Тишина как при отпевании. Даже к Селли, что подавала вино, никто не лез. Та уж и так подойдет и сяк. Наклонится, в вырез на груди пупок видать и титьки чуть не вываливаются. Не до нее мужичкам. Умаялись. Смерти в лицо заглянули, оттого и мрачные. Не до любви ныне.