Андрей Добров
Крыса в храме: Гиляровский и Елисеев
© Добров А., текст, 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
Вступление
Все персонажи являются вымышленными, а события эти никогда не происходили.
Итак, представьте себе Москву 1901 года. Лето, жара, горожане переехали жить за город, на дачи… Казалось бы, как тут думать о плохом, если в небе ярко светит солнце, толчея на улицах ушла в прошлое и хочется одного – растянуться на берегу реки в тени ивы или другого какого дерева? Увы, как часто самые страшные новости приходят вот в такие ясные и вполне счастливые дни.
Глава 1. Единственный посетитель
– Вы слышали? У Тестова закрыто! С самого утра швейцар никого не пускает. Говорит, какой-то господин из Петербурга заплатил Тестову, снял для одного себя весь ресторан и сидит там как сыч, пьет водку! У подъезда – экипажи, народ рвется внутрь, а никого не пускают. Скандал!
– Да как же не пускают? К Тестову?
– Целый ресторан снял! Это за какие же деньги?
– Тыщи…
– Вот-вот! Я мельком слышал – сам Елисеев из Петербурга заявился. Стройку свою инспектирует.
– Чудит!
Такой диалог я услышал, сидя на скамейке Тверского бульвара возле самого памятника Александру Сергеевичу. Один из говоривших бросал на меня завистливый взгляд – я занял единственную скамейку, которая была расположена в тени дерева, и отдыхал от жары. Второй из говоривших прикрывал голову газетой, а шляпу держал в руке и энергично ею обмахивался. В нескольких шагах от них плавилась от летнего солнца, орала во всю глотку, стучала копытами и громыхала колесами Тверская. Голуби, издавая страстное курлыканье, все ближе подбирались ко мне, ожидая хлебных крошек – они даже покинули свой любимый насест – голову бронзового Пушкина.
Вот так так, подумал я, неужели действительно сам Елисеев?! И для чего ему понадобилось такое роскошное уединение? Снял бы кабинет, чтобы не тревожили.
Конечно, я мог бы забыть о подслушанном разговоре, немного понежиться в теньке, прежде чем идти к себе в Столешников переулок. Но мое всегдашнее любопытство, конечно же, довольно скоро разыгралось настолько, что я, проклиная жару и себя, и всех вокруг, встал и пошел к стоявшему у обочины извозчику. Ну съезжу, просто одним глазком посмотрю на этого занятного господина.
Ехать было недалеко – на угол Театральной и Воскресенской, где в здании гостиницы «Континенталь» помещался знаменитый в те годы трактир Тестова. У парадного входа действительно стояло несколько купеческих экипажей, владельцы которых, вероятно, укрывшись в тени пологов, раздраженно ждали объяснения такому безобразию. Растолкав двух молодых мужчин в светлых летних костюмах – вероятно, управляющих или спутников тех, кто сидел в экипажах, – я уткнулся в бороду дородного швейцара, который, узнав о моем твердом намерении пройти внутрь, попытался меня остановить сообщением, что заведение закрыто. Но я просто отодвинул его в сторону и начал подниматься по высокой лестнице, которая вела в залы трактира. Однако наверху мне встретилась новая преграда в виде двух господ плотного сложения в аккуратных темных костюмах.
– Туда нельзя, – сказал один из охранников.
– С какой это стати? – спросил я, ослабляя узел галстука – на лестнице было еще более душно, чем на улице.
– Занято.
Тут в зале появился старшина половых Кузьма Павлович – он не раз потчевал меня и моих гостей тестовскими деликатесами, и я окликнул его:
– Кузьма Павлович! – крикнул я. – Что ж тут такое? Не пускают!
Охранники шагнули ко мне, и я покрепче взялся за свою трость, кивнув на ее массивный набалдашник.
Кузьма остановился, посмотрел в мою сторону, как бы в нерешительности, а потом сорвался и быстро подошел.
– Владимир Алексеевич, – обратился он ко мне, выглянув из-за спин охранников. – Бога ради! Не могу!
– А что такое?
Охранники нервно переглянулись.
– Шли бы вы отсюда, господин хороший, – сказал один из них.
– А кто хоть там? – спросил я громко Кузьму.
Тот умоляюще замотал своей белой бородой и сделал движение назад, собираясь убежать. Но в это время из зала появился еще один персонаж – в клетчатом английском пиджаке с зализанными назад волосами и коротко стриженными военными усами.
– Что за шум? – строго спросил клетчатый.
– Вот этот рвется, – отрапортовал охранник.
– Гони!
Я рассердился по-настоящему.
– Кого это гони? – прорычал я. – Сам-то кто такой?
– Гони-гони, – холодно, не обращая на меня никакого внимания, скомандовал клетчатый.
Охранник растопырил руки, как будто собирался ловить рвавшуюся вперед лошадь.