Многие обитатели Галеры страдали манией накопительства. Мечтали насундучить на всю жизнь, а на деле все спускали на отдых, гульбу в ресторанах.
Лишь некоторые скупали золото, складывали в трехлитровые банки, увозили под Псков или Новгород. Там закапывали — и уходили из жизни, никому не сказав, где сундук мертвеца.
Я имел отношение к организованной преступности.
Всю молодость пробегал жуликом по Невскому проспекту, прозвище Воробей.
Меня привели на Невский еще в школе. Это было классе в пятом или шестом. Все началось с простой фарцовки. Начали с обмена ремней, солдатской формы на какие-то вещи у иностранцев, на сигареты. Военторг же тогда работал, все это продавалось, стоило дешево — рубля полтора, по-моему, ремень стоил. Ну а вещи и сигареты тоже перепродавали. Дальше все по возрастающей пошло. Со временем появился интерес к валюте, еще к чему-то. К тому, что приносило больше денег. Валюту было страшно менять, была же 88-я статья, по ней много давали. Я попался как-то в возрасте уже 18 лет, но мне повезло — я ушел с дела, уже на меня заведенного, в армию, и дело само собой закрылось. Тогда это практиковалось, из армии не отзывали, хотя статья сама по себе серьезная, экономическая.
На Невском занимались тем, что предлагалось в тот день, что приносило деньги. Все просто сжато в определенные рамки — или иностранцы, или мошенничество. Дальше, до какого-то другого криминала, не доходило. Есть иностранцы — значит, ты занимаешься иностранцами. Нет иностранцев — значит, ты ищешь людей, которые высматривают по универмагам какие-то вещи дефицитные. Можно было их обманывать, кидать. Я находил, к примеру, людей, которые хотели купить в универмаге импортные джинсы. У меня был напарник и были заготовлены халат и нарукавники — как у работника «Гостиного Двора». Мой подельник исполнял роль покупателя. Я выходил из рабочего помещения в «униформе», представлялся кладовщиком и говорил, что я могу со склада по немножко завышенной
цене продать какую-то вещь. Подельник мне на глазах у покупателей отдавал деньги, у меня там лежали заранее заготовленные пара-две джинсов. Сумма денег была приличная, и, когда он мне ее отдавал, все видели, что здесь нет никакого обмана. Они мне с легкостью после того, как он уходил, отдавали деньги, и я просто уходил через первый этаж. И что толку меня потом ловить? Ловить бесполезно. Мошенничество — это такая статья, которую тяжко доказать. На следующий день я приходил и делал все те же самые операции на том же самом месте, абсолютно спокойно. Потому что в универмаг заходили в основном приезжие, и в процессе разговора у человека можно было выяснить кто он, откуда. Местные не особо интересовались, местные более проворные, пронырливые.
Я мог за день заработать рублей 300—500. Тратил на рестораны... что-то скапливал, конечно, но в основном транжирил. В то время мастерство состояло не только в том, чтобы деньги заработать, их нужно было еще и потратить. Подросток с деньгами вызывал интерес. Помогало то, что везде были знакомые, и была своя система оповещения. То есть знали всегда, где и что произойдет, где кого будут ловить. Кроме ресторанов, могли позволить себе какие-то вещи хорошие. Ну и отдыхать ездил в Дагомыс постоянно.
АТРИБУТИКА
Ничего дельного и интересного интурист в Ленинграде даже в валютных магазинах «Березка» купить не мог. Там лежал палех, сюрреалистические лакированные матрешки, вологодские кружева, павлопосадские платки.
На улице же с рук продавали военную атрибутику, которая только и могла символизировать военно-тоталитарный режим: погоны, бушлаты, фуражки, а вместе с ними юбилейные рубли, бюсты Ленина, пионерские вымпелы. И, конечно, заячьи зимние ушанки. В магазине они стоили семь рублей, но по причине высокого спроса купить их за эти деньги было трудно. Фарцовщики по блату брали их с черного хода магазинов по 20 рублей, а продавали по 20 долларов, то есть 60 рублей. Большинству заниматься атрибутикой было лень. Ведь надо было запихнуть все в сумку, и тут хочешь не хочешь, а становишься приметным. Немногочисленные продавцы аутентичных сувениров стояли у Катькиного сада. Главным среди них был старый, как сам «Гостиный Двор», крестьянского вида мужчина по прозвищу Коперник. Он настолько слился с пейзажем, что сержанты из уважения перестали его задерживать.