Не распахнуто, но задвижка была опущена, и между створками оставался небольшой зазор. Кот сунул в щель лапу, потянул на себя, и щель стала шире. Он остановился, тупо оглядывая результаты своих действий. Он не заперт. Он может уйти, если только захочет. Кот снова просунул лапу в щель, и когда она стала достаточно широка, вставил в неё голову. Он всё ещё оставался внутри, но в то же время был снаружи. Его нос улавливал запахи металла, сушащегося белья, птичьего помёта. Запахи, ставшие привычными за всю жизнь, проведённую на крыше и чердаке. Жизнь, в которой не надо никого ждать, и в которой невозможно почувствовать себя брошенным. Все эти мысли и чувства были слишком сложны для Кота. Он не принимал никаких решений, просто чихнул, спрыгнул на ступени лестницы, поднялся к себе на крышу и немного погрелся на солнце, которое стало уже действительно жарким. Следующие несколько часов он провёл, выслеживая крыс, и в конце концов смог поймать одну. Кот задушил её, но есть не стал. Он не успел настолько проголодаться. Добычу он спрятал под одну из проходящих на техническом этаже труб, на потом. Проделав всё это и обновив метки на крыше, Кот улёгся на рулоне прогнившей стекловаты в углу чердака и уснул.
Он немного жалел о мужчине, который мог бы его погладить, и о бормочущем ящике, в который было так приятно смотреть, но Кот был так преисполнен впечатлениями и утомлён и бегством из пустой квартиры, и последующей охотой, что эти сожаления были неглубоки и мимолётны. К тому же пусть чердак и не был уютным местом, он был его местом. Кот зевнул, потянулся всем телом, свернулся клубком и провалился в сон, глубокий и лишённый каких-либо образов. Он проспал бы, пожалуй, много часов кряду, если бы его не потревожил, какой-то посторонний звук. Скрежет. Скрежет, с которым открылась дверь технического этажа. Помещение залил свет, казавшийся очень ярким после вечного чердачного сумрака, и Кот мгновенно вскочив на ноги метнулся в угол, а потом спрятался между труб, рядом со своей заначкой.
— Вы уверены, что он тут? — раздался незнакомый голос, хриплый и низкий.
— Где же ещё, — прозвучало в ответ и Кот узнал мужчину.
Следом за тем послышались шаги, и постукивание палки по бетонному полу. Сидя между трубами Кот не мог видеть людей, но слышал и чуял он их прекрасно.
— Действительно кошками пахнет, — сказал незнакомец. — Но никого не видно.
— Он здесь, — возразил мужчина упрямо, и Кот испытал желание показаться на глаза людям, но так и не сдвинулся с места. Он не мог доверять тому, второму.
— Мистер Голд, может быть, вам стоит поискать во дворе? Почему вы считаете, что этот ваш…
как его…
— Смоки, — вставил мужчина нетерпеливо.
— Да, Смоки… должен оказаться тут.
Мужчина ничего не ответил, но Кот снова услышал его шаги, и на этот раз совсем близко. Мужчина подошёл к трубам, и постучал по ним своей тростью:
— Выходи, бродяга.
— Этот ваш Кот, — голос второго человека становился всё более раздражённым, — сам к вам вернётся. Нечего беспокоиться и беспокоить занятых людей.
Мужчина вздохнул. Кот думал, что он зашипит на собеседника, но слова, которые последывали за тем, звучали спокойно, даже просяще.
— Да, мистер Симонс. Но он ушёл без жетона. Отсюда же можно выйти на крышу? — мужчина перевёл дыхание. — Я бы хотел проверить.
На какое-то время Кот снова остался на чердаке один. А потом мистер Симонс и мистер Голд — вот как, оказывается, звали его благодетеля — снова вернулись на чердак. Кот даже перестал дышать, сидя в своём укрытии, но наконец режущий глаза свет погас, и люди остановились у выхода. Они должны были уйти. Но дверь всё не захлопывалась.
— Пойдёмте, — прозвучал хриплый голос, и мужчина отозвался рассеянно:
— Да-да.
В животе у Кота всё сжалось то ли от облегчения, то ли от разочарования.
Почему мужчина уходит? Ладно тот, второй, но тот, кто жил с ним так долго… Как он мог не учуять Кота? Ведь он должен был выучить этот запах за дни, проведённые вместе, запах, который не в силах были заглушить старые или новые метки. Он не нашёл его, не захотел найти или вовсе искал не его?
Кот услышал, как кто-то переминается с ноги на ногу, потом тяжёлый вздох и ласковое:
— Бродяга, пойдём домой? Смоки, слышишь… Иди сюда, ну, ну, иди…
И Кот… нет, не вылез из своего укрытия и не бросился на встречу человеку. Он мяукнул. Просто не смог сдержаться.
А потом были шаги, перестук палки, и знакомая рука извлекла его из зазора между трубами. Кот даже смог разглядеть поджившие следы от оставленного им укуса. Мужчина удерживал его, и лапы Кота привычно болтались в воздухе.
Мистер Симонс спросил хрипло и недоверчиво:
— Это, что ли, ваш кот?
— Да, мой, — ответил мужчина, и Кот… нет, теперь уже Смоки, не стал возражать. Он позволил вернуть себя в квартиру, и надеть себе на шею ошейник с жетоном. И вычесанный и обласканный своим человеком, заснул прямо на постели, и не проснулся даже тогда, когда Голд перенёс его на кресло. Смоки не был так уж этим доволен, и на будущее решил отвоевать себе местечко поближе к человеку: если уж назвался хозяином, пусть терпит присутствие своего кота.
Эпилог
В общем, на этом можно остановиться, потому что жизнь Кота, считавшего своим единственным домом крыши Манхеттена, закончилась, а началась новая жизнь домашнего Смоки.
В ней были свои огорчения и приключения, и мистер Голд мог бы многое порассказать о том, как Смоки упрямо срывал с шеи жетон, или о том, как это наглое животное, несмотря на то, что в двери ведущей на пожарную лестницу вскоре появился кошачий вход точно соответствующий размерам серого бродяги, упорно использовало окно в качестве способа покидать квартиру. А уж история о том, как Смоки едва не потерялся во время переезда, и с каким трудом обживался в Сторибруке, могла бы потянуть на целую повесть. Безусловно, чрезвычайно интересную.., но вот беда, мистер Голд человек неразговорчивый, и к тому же не терпящий никакого вмешательства, как в свою личную жизнь, так и в жизнь своего кота.
Будем уважать это его желание.