— Вам странно сейчас, наверно? — спросила Татьяна.
— Что странно?
— То, что вы — здесь, а там — все наше государство?
— Мне не странно, — тихо и устало произнесла Галя. — Уж лучше радио, чем тишина. Не знаю, как это можно привыкнуть к ней...
Татьяна покачала головой. Нет, тишина — это еще не самое главное, к чему здесь приходится привыкать долго и трудно. Куда трудней привыкнуть друг к другу.
...Первая обида была нелепой. Еще более нелепым оказалось то, что ее нанесла Дернову Татьяна. Если подумать — пустяковая в общем-то история, а вот поди ж ты — запомнилась, и, вспоминая ее годы спустя, Татьяна начинала покусывать губы.
Дернов пришел домой с большой охапкой люпинов. Люпины росли на месте старого, заброшенного картофельного поля. Он нарвал этот букет, возвращаясь со стрельбища, и церемонно, с шутливой старомодностью шаркнув ногой, преподнес цветы Татьяне.
— Господи, — сказала она. — Терпеть не могу люпины. Сорняк.
— Ну, — спокойно сказал Дернов, — не можешь так не можешь.
Он выбросил букет за окно и ушел на заставу, даже не сказав, когда вернется. Татьяна выбежала следом и собрала рассыпавшиеся цветы. Чувство своей вины было нестерпимым. Ей казалось, что произошло нечто ужасное, и теперь Дернов должен перемениться к ней, и думать о ней бог весть что, и жалеть о своем выборе — все, конец, хоть вещи собирай... То, что Дернов был спокоен, только добавляло терзаний: девчонка, капризная штучка, поколотить тебя за это мало! Вечером, когда Дернов вернулся после боевого расчета, переоделся и пошел рубить дрова, она подошла к нему и прижалась к спине мужа.
— Ты что? — спросил Дернов, не оборачиваясь.
— Ты очень рассердился?
— Очень.
— А теперь?
Он осторожно повернулся, будто боясь неловким движением стряхнуть ее со своей спины.
— Должны же мы узнавать друг друга? Я теперь знаю, что ты можешь брякать, не подумав. А ты уже знаешь, что я — отходчивый. Но не всегда. Это так, на будущее.
Татьяна узнавала его каждый день. Каждый день приносил свои открытия, и одни радовали ее, другие заставляли задуматься, третьи печалили.
Здесь, на заставе, кроме нее были еще две женщины: жена начальника заставы капитана Салымова и Аня — жена старшины заставы прапорщика Коробова. Впрочем, Салымову она видела неделю: та болела, получила письмо из Ленинграда, из госпиталя, что для нее есть место, и уехала, судя по всему, надолго. Сам начальник заставы давно собирался в отпуск, и еще через две недели уехал, оставив заставу на нового заместителя.
Вскоре Аня пришла к Татьяне.
Ничего особенного в этом приходе не было. Жена старшины заходила каждый день — по хозяйству или просто так, посидеть часок-полтора и поговорить. С самого начала она, тридцатишестилетняя женщина, начала как бы опекать Татьяну — должно быть, это оказалось для нее просто потребностью. Но Татьяна уловила, почувствовала, что в тот раз Аня пришла не просто так.
— В поселок коврики завезли, — сказала она. — Дешевые. Ты бы съездила, купила... А то стенки голые, некрасиво.
— Да бог с ними, — махнула рукой Татьяна. — Я написала отцу, он картинки привезет. Мы с ребятами из Академии художеств дружили, они нас картинками задаривали.
— Ну, смотри сама... — Аня помолчала, оглядываясь, словно стараясь найти что-то такое, что можно поправить на свой лад или в чем-то помочь. — Что ты никак книжки не расставляешь? У тебя же много.
— Дернов полки не может сделать. Все некогда.
— Я своему скажу — сделает.
— Спасибо.
Аня опять помолчала.
— Вот что, Татьяна... Твой-то, оказывается, молодой, да крутой. Он что, всегда был таким?
— Я не замечала.
— Ну, с тобой он, может быть, и ласковый, а как Салымов уехал, у нас все переменилось. Обижает людей, вот что... Вчера встречаю Костю Емельянова — ну, ефрейтора, маленький такой, — а у него аж губы дрожат. Мать давно не пишет, соседи не отвечают — ясно, что-то случилось. Пошел к лейтенанту, попросился в поселок — телефонный разговор с Липецком заказать... Ну, а лейтенант так ответил... — Аня махнула рукой. Ей даже не хотелось передавать, что ответил лейтенант.
— Что он ответил?
— Что нечего сопли распускать. Дескать, не случится ничего с твоей мамочкой. И тут же сунул взыскание за плохо вычищенное оружие... Короче говоря, не понял по-человечески. —— Может быть, потому, что у него никогда не было матери? — сказала Татьяна, словно пытаясь оправдать мужа. Аня снова махнула рукой. При чем здесь это? Неделю или две назад услышал, как старшина разговаривает с провинившимся солдатом, и, даже не отведя старшину в сторону, сказал: «Да чего вы с ним нянчитесь? Поставьте по стойке «смирно» и читайте полчаса дисциплинарный Устав».