— Да, — кивнул отец. — Я тоже три года на свежем воздухе провел. В войну. Если раз десять в нормальном доме ночевал — и то хорошо. Не считая госпиталей, конечно.
— Мне Таня рассказывала.
Они помолчали.
— Трудненько приходится? Таня писала, вы даже без отпуска остались. Прямо сюда.
— Ну, это к счастью, — улыбнулся Дернов. — Иначе я не нашел бы Таню.
— Это мы тебя нашли, — крикнула Таня из кухни. Конечно, она прислушивалась к их разговору. Дернов засмеялся и поднял руки.
— Сдаюсь. В жизни женский приоритет неоспорим. Все лучшее в них, все худшее в нас — так распорядилась природа. Ты собираешься нас кормить все-таки?
Теперь Одинцов наблюдал и за ним. Эта неожиданная веселость Дернова тоже сказала ему о многом. Просто Дернову не о чем было разговаривать с ним, вот он и обрадовался Таниной шутке, словно уцепился за нее. Что ж, его состояние тоже можно понять, подумал Одинцов. Я ведь, так-то сказать, для него тоже посторонний и незнакомый.
Дернов поставил на стол бутылку коньяку, и Одинцов не выдержал.
— Всегда такой пьете? Пять звездочек — десять с полтиной.
— Это он пыль в глаза пускает, — сказала Татьяна. — Первая бутылка в доме за все три месяца.
— В нашем гастрономе другого не было, — сказал Дернов. — Не водку же пить ради встречи.
Он разлил коньяк по рюмкам. Эти рюмки Татьяна одолжила у Ани. Своих у нее пока не было.
Одинцов поднял рюмку.
— Ну, со свиданием?
— Со знакомством, — вдруг очень серьезно и очень строго сказал Дернов. Он не волновался, он был спокоен, даже задумчив сейчас. — Ведь, грешным делом, нам обоим не очень-то легко, как я понимаю, Иван Павлович?
Одинцов слушал его, не поднимая глаз.
— Хорошо, что вы это понимаете, — тихо ответил он.
Вторую рюмку Дернов пить не стал.
Еще там, в поезде, Одинцов решил, что будет называть зятя только на «вы» и обязательно по имени-отчеству. Пусть с самого начала поймет, что отношения у них официальные.
Утром Дернов предложил ему сходить на рыбалку, но Одинцов отказался. Он не большой любитель этого дела — так, баловался когда-то.
— Я тоже, — признался Дернов.
— Вот что, Владимир Алексеевич, — сказал Одинцов. — Вы уж разрешите мне к вашим машинам подобраться... А то вчера ехали на «газике» — стучит, как пулемет, а на коробке скоростей шестерни, должно быть, сносились.
— Ничего, сами сделаем, — ответил Дернов. — Вы все-таки в отпуске.
— У вас там, на машине, мальчишка, — усмехнулся Одинцов. — А если без колес останетесь?
— Ну что ж, — согласился Дернов. — Поговорю с начальником заставы.
Капитан Салымов пришел, очевидно, сразу же после того, как Дернов передал ему просьбу тестя. Познакомился с Иваном Павловичем и, недоуменно разводя руками, начал сыпать скороговоркой:
— Конечно, если бы вы посмотрели и помогли, было бы здорово, Татьяна Ивановна рассказывала, что вы в этом деле профессор, только как-то неловко, вы же отдыхать приехали все-таки, мы обычно в комендатуре машины ремонтируем или техпомощь присылают.
Одинцов перебил его:
— Ничего, ничего, товарищ капитан. Знаете историю, как один заграничный дипломат домой вернулся? Ну, вернулся и звонит в гараж: «Подайте мой „Паккард”». Ему отвечают: «На техосмотре». — «Тогда давайте „Форд”», — говорит. «Колеса меняем». — «Тогда „Роллс-Ройс”». — «Зажигание испортилось». — «Вот черт, — говорит дипломат, — когда я в Москве был, у меня там шофер служил — Вася. Инструмента у него было всего два — так-растак и молоток, а машина ходила отлично».
Салымов и Одинцов посмеялись и снова пожали друг другу руки. Но капитан не спешил уходить. Казалось, ему доставляло удовольствие разговаривать с новым человеком. Пожаловался на болезнь жены, на то, что уже трудновато служить, да еще под самым Полярным кругом — все-таки за сорок перевалило, что ни говори, и былой резвости нету. Одинцов согласно кивал. Это верно: после сорока жизнь идет иначе. Ну, а как насчет повышения в должности? Капитан ответил нехотя: дескать, это молодые думают о выдвижении, а у него уже скоро двадцать пять календарных...
Татьяна вышла: ей надо было взять у Ани большую сковородку. А Одинцов, казалось, только и ждал этой минуты.
— Ну, а мой зять что же? — спросил он. — Плохо помогает, что ли?
Салымов ответил, обернувшись на дверь:
— Помогает, конечно, очень помогает. Только хватается за все. Будто не доверяет никому — ни мне, ни сержантам. По молодости, наверно.
— Наверно, — согласился Одинцов. — Но он парень крепкий.
Это прозвучало то ли как утверждение, то ли как вопрос. Но Салымов не ответил. Должно быть, не захотел ничего больше говорить о Дернове. И, словно опасаясь возможных расспросов, торопливо встал.