— Не дочка, а сын Наташка, — засмеялся Коробов. — Аня, Аня-то как?
— Все хорошо. Вы слышите? Все хорошо.
— Я тебя слышу, Танюша, — неожиданно раздался в трубке голос Дернова. — Отдыхай, родная.
«Он тоже на заставе, — подумала Татьяна. — Значит, тоже ждал».
— Почему ты не дома? — спросила Татьяна. — Сегодня же не твое дежурство.
— Неважно, — сказал Дернов.
7. Ссора и отъезд
Эту историю Татьяна всегда вспоминала с удовольствием и с таким же удовольствием рассказала ее сейчас Гале.
— Но это же... страшно! — сказала Галя.
— Немного было, — согласилась Татьяна и неожиданно спросила: — Вы любите Диккенса?
— Средне, — ответила Галя, еще не понимая странности вопроса. Татьяна тряхнула головой:
— А я — очень. Знаете за что? За то, что у него во всех книгах счастливый конец. Хэппи энд. Как в русских сказках. Я люблю, когда и в жизни так.
— Вы просто очень сильный человек.
— Я? Да что вы, Галя! Скажите об этом Дернову — он рассмеется.
Уже после, вечером, оставшись одна, она не выдержала и вынула из ящика стола зеленую папку. Ей надо было как бы продолжить свое давнее воспоминание. В папке лежали письма — сотни полторы, полученных за все эти девять лет от солдат, уже отслуживших, от Ани Коробовой, от отца... Письма Дернова она хранила отдельно.
Ей надо было найти письма Ани, и, перебирая листки, исписанные разными почерками, она, быть может, невольно задерживалась на других письмах и словно забывала, что хотела найти Анины. Возвращение к прошлому было приятно и удивительно. Снова и снова ее обступали знакомые люди — «Здравствуйте, Татьяна Ивановна, привет Вам из Липецка...» Это Костя Евдокимов. «Вот уже год, как работаю горновым на НЛМЗ. Работа, конечно, не из легких, но я ее уважаю именно за это. Мама здорова и Вам кланяется, а также товарищу старшему лейтенанту...»
«А помните наш разговор в коридоре больницы?» — это уже Серегин. — «Так вот, дурак я был, наверно. И моя знакомая, о которой я Вам говорил, тоже тогда не отличалась. Вы сказали, что крайности не сходятся, но через месяц мы поженимся, уже подали заявление. Очень просим Вас, если возможно, приезжайте к нам, пожалуйста, на свадьбу вместе с товарищем старшим лейтенантом. Вы не представляете, какая это будет для нас радость...»
Она перебирала письма, будто прикасаясь к близким ей, хорошим людям.
«...Посоветуйте мне, что сейчас делать, куда подавать? На филологический в МГУ или на педагогический, тоже на литфак? Я послушаюсь Вашего совета безоговорочно. Все мое будущее, верьте или нет, началось с того часа, когда мы распаковывали в Ленинской комнате Ваши книги и Вы назначили меня председателем бибсовета. Все мы тогда начали много читать в личное время, но, наверно, я читал иначе, потому что сейчас не могу представить себе жизнь без книг. Родители хотели, чтобы я стал агрономом и жил бы здесь, в Светлых Ручьях, но если я стану учителем литературы и вернусь сюда же, разве это так плохо? На этот счет у меня с ними большие расхождения, и я Вас очень прошу, если не трудно, написать им и объяснить, что это не просто развлечение — читать книги...»
Помнится, она написала тогда родителям Ершова. Ей не надо было искать его другое письмо, которое пришло пять лет спустя вместе с журналом «Юность», где был напечатан первый рассказ Ершова, выпускника МГУ... Все хорошо, все правильно, все хэппи энд!
Потом пошли Анины письма.
Как всякая мать, Аня больше всего рассказывала о дочке, о ее проделках, словечках — о муже сообщала вскользь: работает слесарем-наладчиком на сахарном заводе, на здоровье не жалуется... Только сейчас, снова перечитывая эти письма пяти- или шестилетней давности, Татьяна задумалась над тем, как у Ани все резко разделено: главное — дочка, муж — после... У нее было не так. Как бы она ни тосковала без сына, она не могла резко делить свою любовь и привязанность. Это было не только необходимостью ее теперешней жизни. Дернов оставался для нее началом всему. Даже тогда, девять лет назад.
Тогда у них тоже была гостья.
Ей было, наверно, лет двадцать шесть, двадцать семь. Журналистка из Москвы. Татьяна не понимала: ехать в такую даль, зимой, даже не зная, к кому едешь, лишь бы собрать материал на очерк о старом, опытном начальнике заставы и начинающем замполите. Так сказать, о первых шагах молодого офицера. Дернов, узнав, зачем приехала журналистка, нахмурился. Как будто он единственный молодой офицер на всем Северо-Западе. Она сказала: «Ваша кандидатура согласована там», — и показала пальцем на потолок. Дернов сдался. Впрочем, Татьяна подумала, что сдался он не потому, что его кандидатура была с кем-то согласована там, а очень уж хороша была эта журналистка, Нина Алексеевна Сладкова.