Я очень хочу, чтобы ты подумала сама и написала, что же во мне тебя не устраивает. Сейчас я вспоминаю все наши разговоры и твои упреки в том, что я жестокий человек с другими. Но разве ты не видишь, что я жесток прежде всего к самому себе, хотя бы начиная с выбора профессии? Да, я не устану повторять, что военная служба вообще, а наша — в особенности, требует всего человека целиком. И когда я вижу, что кто-то этого не понимает, я не имею права оставаться равнодушным или втолковывать эту простую истину елейным голосом. Ведь от того, как человек относится к своему делу, в конце концов зависит вся общая жизнь. Вот поэтому я «резок и нетерпим». Прости уж, но таким и останусь. Никаких перемен в другую сторону обещать не хочу и не могу.
Вчера поздно вечером, наверно уже из дома, позвонил полковник Шарытов и сказал, что ты к поезду успела и благополучно уехала, а потом начал объяснять, что обычно молодые жены офицеров начинают тосковать через полгода и что это как кризис во время болезни: наступит и пройдет. Как я понял, он говорил это мне в утешение или оправдывал тебя. У вас был по дороге какой-нибудь разговор? Поделись, если не секрет.
Как бы там ни было и что бы там ни было, есть и остается одно. Я люблю тебя, очень люблю, Танюша, и ты это прекрасно знаешь. Тут я тоже неизменен, как и во всем другом. Хорошо, если ты поймешь это до конца...»
ПИСЬМО ВТОРОЕ: «...Наверно, будущих чемпионов Олимпийских игр по лыжам в беге на длинные дистанции надо искать среди пограничников. Сегодня мы ушли с утра и вот только что вернулись. Ребята ходят уже лучше, хотя пар от них все-таки идет. Капитан Салымов принял одно мое предложение, вот и приходится мне самому «внедрять» его. Зато повар оставил нам из расхода такой обед и ужин, что за ушами трещало.
Капитан озабочен: через несколько дней наконец-то возвращается его жена, и дома у него по такому случаю идет великая уборка. Я зашел к нему и тоже помог — переставлял мебель. Получилось, по-моему, лучше, уютнее, что ли, хотя я в этих вещах ничего не смыслю. Капитан просил передать тебе самые горячие приветы.
Как я живу? Дома бываю редко, да и не тянет. Нашел в шкафу коробку твоих конфет, а тут был день рождения у Ершова, и я отдал эту коробку ему и сказал, что от тебя. Так что вернешься — не подведи и не уличи меня в этой маленькой лжи. Сколько я понимаю, от этой коробки за минуту остались рожки да ножки, и мне одна штука тоже досталась.
Начал ходить к дизелистам — надо изучить дизель. Перемазываюсь весь и отмываюсь керосином. Так что дома у нас стоит соответственный запах. Салымов зашел за гвоздями, принюхался и сказал, что летом к нам ни один комар не рискнет залететь.
Знаешь, странная вещь! После того разговора с ним я как-то здорово успокоился. Должно быть, надо было все выговорить, и когда на душе ничего не осталось, все стало спокойнее. Тем более, сейчас мы с ним два «холостяка», сидим в столовой за одним столиком.
Писем от тебя пока нет. Если придется поехать в поселок, заеду на почту к твоей Антонине Трофимовне и позвоню тебе — заодно и познакомлюсь и погляжу на твою подружку.
Кстати, вчера на заставу приходил Михаил Евграфович, спрашивал о тебе и огорчился, что не застал. Принес тебе подарок — чучело тетерева. Здоровенная штука! Я поставил его на шкаф и теперь все время, как проснусь, здороваюсь с ним: «Здравствуйте, Терентий, как вам почивалось?»
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ: «...Мне не повезло. Ездил в комендатуру, и на почту зашел, и Ленинград дали быстро, но подошла твоя соседка и сказала, что никого нет дома. Загуляла, Танюшка? Смотри, жена! Тебе-то лучше, ты знаешь, что я здесь не загуляю.
Все это, конечно, в шутку. Я спокоен за тебя, родная. Только очень и очень береги себя — знаешь, для чего...
У меня все по-прежнему. Служба есть служба. Конечно, малость устал и начинаю подумывать об отпуске, но обещаю тебе на весь отпуск наняться в няньки. Обязуюсь стирать пеленки, таскать воду для мытья и пр., что положено. Как-то еще не совсем верится во все это. Заглянул тут к Коробовым, посмотрел на их сына Наташку, но взять на руки побоялся. Еще нажмешь нечаянно как-нибудь не так... Она очень похожа на отца, только усов и не хватает. Интересное существо.
Пока ждал разговор с Ленинградом, решил познакомиться с Антониной Трофимовной. Оказывается, девчонка, которая работает на почте, вовсе не Антонина Трофимовна, а какая-то Люда. Твоя подружка ушла в отпуск и, как сообщила Люда, переехала к леснику. Вот так-то!