— Это с непривычки, товарищ лейтенант! «Памир» — штука серьезная!
Он обернулся и сказал:
— Настоящий Памир еще серьезней. Я там стажировку проходил. Знаете, что там нет команды «бегом»?
— Везет же людям! — сказал Линев.
— Тебе и там не повезло бы, — сказал Дернов. — На Памире, если хотя бы сто граммов выпьешь, — с кислородной маской откачивают.
Солдаты рассмеялись, и Дернов подумал — хорошо, что смеются, хорошо, что спокойны. И хорошо, что он впервые сказал сейчас «ты» солдату, как Салымов, даже не заметив наверно, сказал «ты» ему, Дернову.
Потом они кинулись в лес, по лыжне лесника, в том месте, где Михаил Евграфович вышел на дорогу. Дернов шел впереди, переложив пистолет в карман куртки, так ему было удобнее. Потом он поменяется местами с инструктором. При поиске или сближении впереди всегда идет инструктор. Но, наверно, они зря взяли собаку. Лыжня и так видна. Рой понадобится разве что только на задержании. Могучая псина, сорок с лишним килограммов, на тренировках валит с ног самых здоровенных ребят.
Дернов шел легко, не оборачиваясь, зная, что никто не мог отстать, и только один раз, уже подходя к озерку, остановился. Его удивило, что сразу за ним шел лесник, он ведь даже забыл о нем и подумал: «Ходить так легко в пятьдесят лет!»
— Теперь недалеко, — сказал лесник.
Дернов тоже увидел, что здесь шли двое. Их лыжня петляла, вилась; вот тут они остановились — то ли перевести дыхание, то ли оглядеться. Он подозвал Евдокимова, и тот, опустившись в снег, выдернул из рации штырь антенны. Надо было сообщить, что встали на след...
И снова Дернов пошел вперед, размашисто, как его учили, в такт дыханию выкидывая руки с палками. Вперед, вперед! Только бы успеть до темноты...
Ему стало жарко, и он на ходу расстегнул верхние пуговицы куртки.
— Погоди, лейтенант!
— Уступите лыжню солдатам, — крикнул он через плечо.
— Погоди, дело есть.
Ему не хотелось останавливаться, но пришлось остановиться. Какое еще дело?
— Ты посмотри, они каждую горушку обходят. Не спешат, стало быть, — сказал лесник.
Дернов подумал: да, действительно. Значит, ждут ночи.
— И еще два раза останавливались. Где-то они недалеко, лейтенант. Осторожней надо идти.
— Проводник и собака впереди, — тихо сказал Дернов. Ему показалось, что и впрямь они где-то совсем рядом. Но собака шла спокойно, проваливаясь в снег и выбрасывая из него тело короткими, сильными рывками. Словно плыла.
Дернов услышал далекий гул вертолета — значит, прошло уже более полутора часов, и вторая группа преследования высадится где-то впереди.
— Быстрей, — сказал он. Ни к чему идти осторожней, как советует лесник. До темноты осталось всего ничего. Быстрей! Он шел вплотную за проводником, досадуя на инструкцию, по которой впереди должен идти не он, а проводник, на эту наступающую темноту и на тех двоих, которые еще не понимают, что все равно их дело табак.
После первых же выстрелов он бросил палки и выхватил пистолет. Не надо было подавать никаких команд: обернувшись, он увидел, что солдаты сами начали разворачиваться в цепь, и только инструктор продолжал бежать вперед, еле сдерживая собаку и на ходу снимая свой автомат. Дерновым овладело странное спокойствие: вот теперь действительно все, еще несколько минут — и все будет кончено.
Из дальних кустов снова треснули три выстрела подряд, — им ответили автоматные очереди, и Дернов подумал, что ребята сгоряча могут стрелять не поверху, а по цели, и закричал: «Отставить огонь!» Он еще не видел их. Он шел на них от дерева к дереву, укрываясь за стволами, и, когда увидел метнувшуюся в лес фигуру, крикнул:
— Собаку!
Был еще один выстрел. Очевидно, по собаке.
Потом Дернов стоял над лежащим человеком и ждал, когда солдаты помогут ему подняться. Второго выводили на поляну.
— Все здесь?
— Все, товарищ лейтенант.
— Давайте сюда рацию. — И, подкидывая левой рукой протянутый кем-то чужой наган, пошутил: — Ну, еще раз закурим, стреляные воробьи?
«А ведь еще полгода или даже четыре месяца назад мы бы так не сработали, — подумал Дернов. — Ах, молодцы мои, как хорошо сработали! Как хорошо шли...»
— Значит, в него тоже стреляли? — тихо, почти шепотом, спросила Татьяна. Михаил Евграфович не ответил.
Как и тогда, летом, поезд с Финляндского вокзала уходил в час дня, но до этого времени надо было еще как-то дожить. После бесконечно долгой бессонной ночи, когда она металась по комнате, после того, как ранним утром побежала на почту и дала Дернову телеграмму, что едет, после мучительного, как пытка, часа ожидания поезда на вокзале, она была совершенно разбита, вымотана, измучена. Отцу она оставила короткую записку, не задумываясь даже, поймет ли он что-нибудь из ее слов. «Папа, я должна срочно ехать. Так получилось, и я потом тебе все напишу. Татьяна».