Татьяна нехотя подумала: а потом я сбежала в Ленинград... Тут же она отогнала от себя это воспоминание: те дни всегда вспоминались со стыдом, и поэтому она старалась как бы обходить их в своей памяти. Но конечно, Дернов просто щегольнул тогда красивой фразой перед москвичкой.
Пора было сбегать на заставу, за продуктами. Месяц назад новый прапорщик прислал с продуктами солдата — Дернов рассвирепел, прапорщику крепко попало. «Так ведь тяжело Татьяне Ивановне», — оправдывался прапорщик. «Я сам буду носить». И конечно, забывал.
Крыльцо на кухню ремонтировалось, и Татьяне пришлось идти через заставу. Едва она вошла, дежурный поднялся — так было всегда, и каждый раз ее трогало, что ребята, будто смущаясь, начинают поправлять свои гимнастерки.
— Вы не знаете, где прапорщик?
— На кухне, Татьяна Ивановна... А что, невеста лейтенанта завтра уезжает?
— Завтра.
— Мы тут пограничный подарочек решили ей сделать. Если, конечно, товарищ капитан не будет сердиться.
— Хариусы, — засмеялась Татьяна. Так было заведено здесь, и никаких других подарков солдаты сделать не могли.
— Не будет сердиться, — сказала Татьяна. — Конечно, хорошо бы ей хариусов.
Она не замечала, что из-за дверей канцелярии доносятся глухие голоса, и вдруг услышала голос Дернова. Дежурный заметил, что она прислушивается, и сказал, что там идет совет сержантов. Дернов говорил громко, каждое слово было хорошо слышно.
— ...Вы командиры. А у вас панибратство. Кое-кто боится испортить отношения с солдатами. Требовательностью отношения не испортишь. Испортить можно другим — невнимательностью. Что у вас происходит с Кругловым?
Очевидно, сержант, к которому он обратился, ответил что-то невразумительное, потому что Дернов загремел:
— Не знаете? Почему начальник заставы знает, а сержант не знает? Круглов — семейный, а какая-то дрянь написала ему, что жена погуливает. Представляете, какое настроение у солдата? А вы что?
Слушать дальше было неудобно, и Татьяна пошла на кухню. «А все-таки он тот — и не тот», — подумала она.
Вечером все-таки пришлось пойти к Кину, а утром шофер подогнал машину к офицерскому домику. Кин был сам не свой. У него даже губы тряслись. Проводить Галю на станцию он не мог и, конечно, был огорчен этим. Дернов, который пришел попрощаться с Галей, сказал извиняющимся голосом:
— Ничего не поделаешь, Галочка, такая уж у нас судьба. Видите, мне с вами даже и поговорить-то не пришлось. Ну, да время еще будет — наговоримся. А за вашим Сергеем мы тут приглядим, чтобы на свидания к озерным русалкам не бегал.
Галя как-то странно улыбнулась. Пора было ехать.
— Когда вас ждать? — спросила Татьяна.
— Еще не знаю. Спасибо вам, Таня, за прием.
— Счастливо!
Татьяна потянула Дернова за рукав. Ну, чего встал? Им же все-таки попрощаться надо. Иди в дом. Совсем ничего не понимаешь. Стесняются же люди.
— Счастливо! — догадался Дернов. Уже в доме он сказал Татьяне: — Вот уж не думал, что Кин может так раскислиться! Какая-то кисейная барышня.
— Не все же такие толстокожие, — сердито ответила Татьяна. Дернов расхохотался и тут же оборвал смех.
— Глупости, милая! Ты в Ленинград собираешься, еще когда поедешь, а у меня уже сейчас душа не на месте.
Машина ушла, они слышали ее удаляющийся гул, потом в дверь постучали. Дернов крикнул: «Входите», — и вошел Кин.
Он сел тут же, на кухне, возле двери, сцепив пальцы, сгорбившись, забыв даже снять фуражку, и Дернов резко сказал:
— Может быть, вам валерьянки дать, лейтенант?
— Володя, — тихо и предупреждающе сказала Татьяна.
— Что «Володя»? — загремел Дернов. — Вы бы перед женщиной не позорились, лейтенант! Подумаешь — невеста уехала! Уехала и приедет, никуда не денется.
— Не приедет, — шепотом ответил Кин.
— Что?
— Она не приедет, — уже громче сказал Кин. — Она сказала об этом сегодня утром. Она... не может здесь...
Дернов подошел к Кину и положил руку на его спину.
— Извини меня. Но, грешным делом, я догадывался об этом. Не собираюсь тебя успокаивать, но, может быть, так даже лучше, Сергей.
Господи, думала Татьяна, что он мелет? Почему это «так лучше»? У нее голова шла кругом — и от жалости к Кину, и от злости на Галю, — приехала фифочка, поглядела, не понравилось, и вся многолетняя любовь побоку! А если так, то тогда, может быть, действительно лучше...
— Погодите, — сказала она. — Что у вас произошло?
— Что произошло? — переспросил Кин, откидываясь и прижимаясь к дверному косяку. Он старался выглядеть спокойным, но было видно, как тяжело дается ему это спокойствие. — Ничего не произошло. Четыре счастливых дня... А сегодня Галя сказала, что ничего не получится, что здесь можно сойти с ума и что она знала это давно... Она приезжала проститься со мной.