Все-таки он был молодец, Кин. Можно было только догадываться, как ему тяжко сейчас, но он здорово держался. То, что он сразу пришел к Дерновым, было понятно — он не мог остаться один на один с тем, что так неожиданно обрушилось на него. Ему надо было выговориться, с кем-то поделиться, а ближе Дерновых у него сейчас не было никого.
— Короче говоря — все!
— Идем, Сергей, — сказал Дернов, снова положив руку на спину лейтенанта, как бы стараясь помочь ему подняться. Кин медленно поднялся. Дернов обернулся к Татьяне. — Может быть, ты поедешь в Ленинград не через две недели, а завтра? Сегодня-то не успеть, машина ушла.
— Да, — кивнула Татьяна. — Я поеду к ней завтра, Сережа...
В Ленинград она приехала в пятницу вечером и только на минуту забежала домой, оставить вещи. Отца не было — должно быть, уехал в интернат за Володькой-маленьким. Ей некогда было даже осмотреться в комнате. Она только заметила какие-то новые игрушки, аккуратно разложенные на диване явно в расчете на Володькин восторг. Дед его слишком балует. Но разговаривать с ним на эту тему — пустое дело.
Татьяна спешила. Ехать ей было недалеко — на Петроградскую. Галя жила в большом сером доме возле мечети. Только бы застать ее дома. Сегодня пятница, вполне может куда-нибудь уйти. Но Галя была дома. Она сама открыла дверь и отступила в прихожую, впуская нежданную гостью. Впрочем, Татьяне показалось, что она ничуть не удивлена ее приходом — не удивлена, но и не обрадована.
— Кто там, Галочка?
— Это ко мне.
В прихожую не вошла, а выкатилась маленькая, толстая аккуратная старушка и заулыбалась, закивала Татьяне, будто они были знакомы давным-давно. И кошка — тоже круглая, с задранным хвостом — начала тереться о Татьянины ноги.
— Поставь, пожалуйста, чайник, бабушка, — сказала Галина. — Вы же собирались через две недели, кажется?
— Я приехала к вам, Галя.
— Хорошо, — кивнула та. — Раздевайтесь и проходите. Правда, я не понимаю, зачем это вам нужно.
Она пропустила Татьяну в большую, светлую комнату. Потом, позже, Татьяна не могла вспомнить эту комнату, такое было напряжение. Она помнила только, что там было тепло, уютно, и кресло, в которое она села, оказалось мягким — в нем можно было утонуть.
— Мне это нужно, — сказала Татьяна, — потому что вы можете ошибиться, а ошибка окажется слишком дорогой. Разве я могла не приехать?
Галя закурила. Там, на заставе, Татьяна не видела, чтобы она курила. Или тоже нервничает сейчас? Она курила, охватив рукой плечо, и казалось, что долгое молчание не случайно — она будто бы подбирает какие-то слова, подбирает мучительно, потому что ей вовсе не хочется говорить с этим чужим, в сущности, человеком, бог весть зачем пытающимся вторгнуться в ее жизнь.
— Как Сережа? — спросила она.
— Вы, наверно, догадываетесь как.
Вдруг Галина быстро прошлась по комнате и остановилась перед Татьяной.
— Да поймите же вы, — почти выкрикнула она, — что все это не то и не так! Школьная любовь, записочки, свидания, потом он уехал в свое дурацкое училище — как же, романтика, самая мужская профессия! — а я должна ломать из-за этого свою жизнь? Не хочу!
После долгого молчания ее будто бы прорвало, и она, конечно, не старалась выбирать слова. Она открывалась перед Татьяной так, как не открывалась там, на заставе, перед Кином, жалея его и стараясь быть мягче.
— Вы скажете, что вы-то смогли? Значит, я хуже вас — ладно, пусть будет так. А может быть, все наоборот, и это вас вполне устроила такая жизнь.
— Минимум запросов? — усмехнулась Татьяна.
— Если хотите — да. Господи, домишко стоит среди леса, снег в сентябре, тишина такая, что с ума можно спятить — нет, вы, конечно, героиня, и я только преклоняюсь перед вами. Но дело не в этом. Я скажу вам то, что побоялась сказать ему, Сергею.
Она остановилась. Видимо, ей надо было подумать — говорить ли всю правду до конца или все-таки что-то скрыть.
— Я знаю, — кивнула Татьяна. — Что вы не любите его.
— Да.
Галина не удивилась, что Татьяна угадала это. Просто она обогнала Галю в этом признании. Так даже лучше — не надо говорить самой.
— Да, потому что я стала взрослой. А вы не вспоминаете с улыбкой свои школьные романы? Сергей, если хотите, тоже придумал себе эту любовь.
— Ну нет, — тихо сказала Татьяна. — Не надо его так оскорблять, Галя. Но если вы его действительно не любите, тогда, конечно...
Она попыталась встать, но не так-то легко было выбраться из этого кресла: оно словно держало попавшего в него. Кресло-капкан.
— Погодите, — сказала Галя. — Я же знаю, что вы все равно расскажете ему о нашем разговоре с подробностями. Так вот, я могла бы написать ему, и этим все кончилось. Я приехала. Не потому, что я еще во что-то верила, на что-то надеялась: я знала, что верит и надеется он, и не приехать было бы подлостью. Но я не смогла сказать ему все, до конца... Просто не хватило силенок. Сейчас ко мне должны прийти, и, надеюсь, вы все поймете.