— Да, — ответил я, — но сейчас, честно говоря, столько других забот!..
У меня действительно много других забот. Но все таки я снова смотрю в окно. Женщина сходит с крыльца, идет по площади, сворачивает на улицу. Теперь ветер дует ей в лицо, и она чуть заметно наклоняется вперед. Ей трудно идти против ветра, слишком она легкая.
Факт, дурак! Она идет домой и будет готовить мужу обед. Потом настанет вечер, и она сядет за тетрадки: «Маша ела кашу» или «2+5=7». Хотя нет, девочки, которые стояли с ней на крыльце, старше — должно быть, она преподает в старших классах.
Нет, спасибо, я не пойду в чайную. Женщину уже не видно из окна. Я должен ехать дальше — к соседям на левый фланг, там и пообедаю.
— А ты приезжай к нам, Михаил Михайлович. Будет свободный вечерок — и приезжай. Я ведь тоже по-холостому. Зато повар у нас готовит — от одних названий закачаешься.
— Ну, будь, капитан!
— Будь.
На улице, едва я выхожу, ребята кидаются ко мне: «Дяденька, прокати!»
— По машинам! — командую я. Немедленно кузов «газика» забит так, что машина тяжело оседает на задние колеса, будто готовится прыгнуть. Но мне вежливо оставлено переднее место. Я беру себе на колени двух неудачников, которые не пробились в кузов, и неудачники оказываются счастливчиками.
— Поехали!
Водитель осторожно, очень осторожно трогает, и ребята оглушительно орут за моей спиной.
Мы догоняем ее. Она идет вдоль заборов, обходя лужи, хотя на ее ногах высокие резиновые ботики. Я вижу ее издали, и снова — ах, какой же дурак! — снова чувствую, как внутри у меня все холодеет, сладко и тоскливо. Она оборачивается на шум машины. Водитель едет медленно, умница! Мои ребята машут ей и кричат: «Майя Сергеевна, мы здесь!» Она машет им в ответ, и мы встречаемся глазами.
Теперь я знаю, что ее зовут Майя Сергеевна. Спасибо вам и на этом, юные друзья одного очень одинокого пограничника.
У околицы высаживаю ребят, и, хотя времени мало — меня ждут на соседней заставе, — начинается разговор.
— Вы новый начальник заставы?
— Да.
— А как вас зовут?
— Андрей Петрович.
— А старый начальник где?
— Перевели в другое место.
— Он нас никогда не катал. Все говорил, некогда.
— Мне тоже некогда.
— А вы к нам теперь когда приедете?
Я смотрю вдоль улицы. Далекая фигурка в зеленой кофточке остановилась у калитки. Отсюда не видно, смотрит Майя Сергеевна на нас или нет. Но она долго не исчезает, фигурка в зеленой кофточке.
— Скоро приеду, — уверенно говорю я.
Дурак ты, дурак! Майя Сергеевна вошла в калитку, и улица пуста. Она будет готовить мужу обед, а потом сядет за тетрадки. У каждого своя жизнь, своя семья, своя забота, и нечего придумывать себе то, во что очень хочется поверить.
— Когда приедете? — не унимаются ребята. — Вы точно скажите, чтоб ждали.
— Точно не знаю.
— По обстановке, — говорит кто-то из них.
— Правильно, — говорю я. — По обстановке.
Еще несколько минут — и все уже позади: Новая Каменка, мой новый товарищ, славный мужик Михаил Михайлович, и ребята, кричащие мне вслед «при-ез-жайте!», и видение, открывшееся так неожиданно. Что же изменилось в этом мире? Да ровным счетом ничего. И все-таки что-то в нем изменилось...
Теперь у нас каждый день стрельбы.
Стрельбище далеко, километрах в восьми, но южный ветер все равно доносит треск автоматов. А я с раннего утра вышагиваю по линии границы с часами в руке. Следом идет Шабельник.
— Видите, что получается, — говорю я Шабельнику. — Целых сорок восемь минут наряд не контролирует свой участок. А на соседнем участке — тридцать две минуты. И так на всем фланге. Представляете, что можно сделать за сорок восемь минут?
Мы устали. Мы прошагали взад-вперед черт знает сколько. Можно сесть и закурить.
— Товарищ капитан, а вы когда-нибудь участвовали в задержании?
— Нет.
— Очевидно, это общее явление, — глядя на ту, чужую, сторону, говорит Шабельник. — Времена меняются. Какой же кретин полезет теперь через границу, чтобы сразу же попасть в наши руки или нарваться на пулю!
Он не говорит прямо, но мне ясно, что он ни на грош не верит в то, что здесь может пройти нарушитель. Это плохо.
— Так рассуждаете вы один или все?
— Да в общем-то почти все. Тихое у нас место. Вон, глядите — лоси!
Я поворачиваюсь и вижу лосиное семейство. Три лося — мать, одногодок и малыш на длинных, тонких, разъезжающихся в разные стороны ногах — вышли к самой контрольно-следовой полосе. Малыш потянулся к матери, она отстранилась, глядя на нас. Я хлопнул в ладоши: еще шаг, и лоси ступят на КСП. Мать мотнула горбоносой мордой и медленно пошла обратно. Малыш обиженно поскакал следом, даже на ходу норовя получить свою толику молока.