— Спасибо, Андрей.
— Пожалуйста. Спокойной ночи, Майя.
— Спокойной ночи, Андрей.
Она не спешила уходить. Я очень не хотел, чтобы она уходила. Водитель — умница! — вдруг отъехал метров на двадцать и полез под капот. Майя улыбнулась — она тоже великолепно понимала, что он сделал это нарочно, чтобы не мешать нам.
— Вы приедете?
— Конечно, приеду.
— Приезжайте. А теперь идите, идите, Андрей.
Она обернулась у калитки. В темноте уже не видно было ее лица, только светлое пятно перед чернотой палисадника. Но мне казалось, что она улыбается.
— Спокойной ночи, — донеслось оттуда.
— Спокойной ночи.
Свет зажегся в ее окнах разом, она подошла к окну и поглядела в темень. Она не могла видеть меня, но знала, что я все еще стою на улице. Тоненькая тень Майи с раскинутыми руками, задергивающими занавеску, мелькнула и исчезла. Почему так? Почему, если людей потянуло друг к другу, они никогда не скажут об этом сразу? Или это касается не всех людей, а только тех, кто знает, что такое ошибка, боль, пустота и одиночество потом? Почему нельзя броситься, как головой в омут?
Перестань, сказал я себе, нелепо торчать здесь. Пора ехать. Водитель хоть и умница, а поди фыркает потихоньку. И сегодня твой черед идти на границу.
— Поехали, — сказал я.
Она еще будет проверять сочинения. Двадцать с лишним сочинений о Евгении Онегине или еще о ком-нибудь... А я буду шагать по границе всю ночь до рассвета и под утро подниму заставу по тревоге. Но все равно спокойной ночи, Майя. Я здесь, рядом, совсем близко — спокойной ночи!
Дежурный встретил меня рапортом, а после протянул листок бумаги.
— Вот, товарищ капитан, из Ленинграда звонили. Тут записано: товарищ Семенов. Обещал еще раз позвонить в 24.00.
Володька? Что это ему понадобилось? Не может подождать до утра? Пришлось сесть в канцелярии возле молчащего телефона и сидеть так до этих самых 24.00. Он был точен, Володька. И слышимость была такая, что казалось, он звонит не из Ленинграда, а из соседней комнаты.
— Здорово, старый!
— Привет, долговязый! Как это ты вспомнил меня?
— Вспомнил, что у тебя озеро хорошее. Как там рыбешка? Сам ты мне не больно нужен. Клюет рыбка-то?
— Не знаю, Володька, ни разу не выбрался. Поверишь, замотался совсем.
— Свистишь, брат! Так ни разу и не замочил поплавка?
— Ни единого.
— Жаль. А я хотел узнать, как рыбалка.
— Приезжай.
— Нет, старик, не приеду. Тоже времени нет.
— Так какого лешего тебе надо звонить в полночь и узнавать, клюет ли рыба?
— Уж и позвонить нельзя? Может, я по тебе соскучился. Сижу все на работе, дай, думаю, позвоню. А ты сразу лаяться. Нехорошо!
— Ну, не крути. Что тебе надо?
— Что надо-то? Понимаешь, какое у меня к тебе дело... Новая Каменка в твоей епархии?
— Да.
— Значит, это ты сообщил о Чугункове?
— Я.
— Как он там себя ведет?
— Плохо ведет.
— Пьет, что ли?
— Пьет. И еще в зоне вентерь ставил.
— Знаю. Ты сообщил: один был вентерь.
— Да.
— А сколько у него было этих вентерей?
— Еще пять штук. Дома валялись, они их с собой даже не брали.
— Занятное обстоятельство, не правда ли?
— Иначе не сообщил бы. Очень все это похоже на разведку.
— Так оно и есть, между прочим. У тебя там крепко?
Я понял, о чем спрашивал Семенов, и ответил ему в тон:
— На замке.
— Друг Андрюша, сообщи сразу, когда он поедет в Ленинград, а?
— Это просто сделать. Его паспорт в сельсовете, я предупрежу секретаря, чтобы мне позвонили, как он его заберет.
— Гениально, как всегда у тебя, — хмыкнул Володька. — А потом брякни мне или дежурному по управлению. Он передаст. Ну, а насчет рыбалки — я с ребятишками в Фонтанке окушков наловлю в выходной. Для соседской кошки.
В сельсовет я позвоню утром, сейчас там, разумеется, никого нет. Вот тебе и Чугунков! Натворил, выходит, такого, что даже госбезопасность заинтересовалась. Может, поэтому он так долго и торчит здесь, отсиживается, след заметает?.. Я вспомнил его брюки с цветастой нашлепкой на заду и рассказ секретаря сельсовета об английских исподних. Наверное, связь с иностранцами у Чугункова вышла за пределы кальсонного бизнеса, ничем другим я не мог объяснить этот Володькин поздний звонок.
Итак, думалось мне, Чугунков проводил разведку у самой границы. Вентерь и напарник, разумеется, для отвода глаз. Но если Семенов говорит, что Чугунков поедет в Ленинград, стало быть... он вел разведку не для себя? Что ж, я предупрежу не только секретаря сельсовета. Надо связаться с Кровяковым — пусть точно выяснит, когда Чугунков собирается в Ленинград.