Она вновь умолкает и вытирает слезы. Потом, словно вспомнив вдруг что-то важное, она спрашивает:
— Ты помнишь, как она указала на самую большую звезду на небе и сказала, что это ты?
— Да.
Она наклоняется и пытается заглянуть мне в глаза.
— Тебе нужно уехать и никогда не оглядываться назад. Надо оставить страдание здесь, где ему и место. Я знаю, она хотела бы, чтобы я попросила тебя именно об этом. Я знала ее лучше любого другого человека на свете. Она была моей кузиной и лучшей подругой. Ты должен мне верить.
Я тру кулаками глаза и киваю. Не переставая плакать, она снова извиняется за то, что ввела меня в заблуждение, и говорит, что ей пора возвращаться в дом, чтобы дядя и тетя не волновались. Но она не уходит, а продолжает говорить. Она говорит, что понимает теперь, почему Зари считала, что у меня на небе самая большая звезда и что у меня есть Это. Зари хорошо разбиралась в людях и правильно судила обо мне. Она обязательно узнает о моих успехах от соседей и до конца своих дней будет каждый вечер молиться за меня. Она уверяет, что намерена заботиться о родителях Зари, потому что они для нее теперь главное. Она станет для этой семьи преданной компаньонкой на всю жизнь.
Она встает и протягивает руку, и я неохотно отвечаю на пожатие. Рука у нее холодная, но пожатие теплое. Я смотрю на ее длинные пальцы и ногти, в точности такие, как у Зари. Потом поднимаю взор и пристально вглядываюсь в эти сверкающие бирюзовые глаза.
Я вспоминаю свою последнюю ночь с Зари, когда я рассказал ей, как подслушал их разговор с Переодетым Ангелом. Зари сказала, что тогда разговаривала с Сорайей в последний раз. Переодетый Ангел не могла знать о ночи, которую мы с Зари провели в ее комнате, когда та указала на небо и сказала, что моя звезда самая большая. На следующий день она подожгла себя.
— Это ведь ты, правда? — шепчу я.
Она начинает дрожать под паранджой.
— Это глаза моей Зари, — говорю я.
Ее глаза смотрят на меня в упор.
— Это ты? — снова вопрошаю я в отчаянии.
— Да, — всхлипывает она, — это я.
У нее подгибаются колени, и она падает в мои объятия. Я поддерживаю ее, прижимая к себе, и мы медленно опускаемся на пол. Я целую ее в макушку, лоб и закрытые глаза через ткань паранджи. Она гладит меня по лицу, а потом, скользнув пальцами по волосам, обнимает за шею сзади.
— Я люблю тебя, — бормочу я.
— Я тоже тебя люблю, — шепчет она в ответ.
— Я так скучал по тебе, — жалуюсь я.
— Я скучала сильнее.
Я охватываю ее затылок ладонями и притягиваю ее к себе, пока мы не соприкасаемся лбами.
— Я не смог бы жить без тебя.
— Прости меня.
— Ты слышала, как я разговаривал с тобой во сне? — нежно покачивая ее, спрашиваю я.
— Каждое слово, — говорит она, — но я не могла тебе ответить. Я надеялась, ты уедешь и будешь двигаться вперед, к своей мечте, постепенно забывая обо мне.
— Какая мечта стоит того, чтобы достичь ее без тебя?
— Не говори так! — рассердившись, вскрикивает она. — Тебе нельзя оставаться. Ты должен пообещать мне, что уедешь, как было намечено.
— Нет, ни за что, — говорю я, сильнее сжимая ее в объятиях.
— Но ты должен — ради тебя и ради меня, ради безопасности всех, — умоляет она. — О господи, я помню, как ты бежал за мной. Твои отчаянные крики «я али, я али!» всегда будут звучать в моем сердце. Мне было так жалко тебя. Не знаю, зачем я взяла тебя с собой, чтобы ты увидел эту ужасную сцену. Может быть, в глубине души я надеялась, что твое присутствие там заставит меня передумать. Прости меня. Прости меня, дорогой.
Зари просовывает руку под паранджу, чтобы вытереть слезы. Я прижимаю ее к себе, успокаивая.
— Страдания от мыслей о тебе были гораздо сильнее боли от ожогов. Я помню вой сирены, врачей «скорой помощи», которые что-то со мной делали, и больницу. Если бы я знала, что с тобой все в порядке, мне легче было бы переносить боль. Но никто не разговаривал со мной ни о чем, кроме лечения. У меня были обожжены плечи, шея и часть лица — хотя не так уж сильно. Выглядело все это намного хуже, чем было на самом деле. Я знала, что мне остригли волосы, голова у меня была забинтована. Я порывалась спросить про Ахмеда, Фахимех и тебя, но не стала, потому что не хотела, чтобы вас связывали со мной. Тем не менее поздно вечером я тайно молилась за всех вас. Иногда я сотни раз повторяла одну и ту же молитву, говоря себе, что чем чаще я повторяю молитву, тем больше вероятность, что Бог всерьез воспримет мои просьбы.