— Что это значит? — спрашивает другой.
— О, Красная Роза, — с понимающим видом говорят некоторые.
— Красный — это цвет любви, — говорит один другому.
«Это и цвет крови», — думаю я, и у меня падает сердце, когда я представляю, на какой риск пошел мой друг. Если САВАК когда-нибудь узнает о причастности Доктора к этому, с ним будет покончено.
Только через пять дней Доктор приходит ко мне на крышу.
— Послушай, я уезжаю, — сообщает он, тревожно обшаривая взглядом горизонт. — Некоторое время меня здесь не будет.
— Куда ты едешь? — спрашиваю я тусклым от отчаяния голосом.
— В деревню на севере у Каспийского моря, с группой моих университетских друзей.
Доктор поспешно добавляет:
— Ничего особенного, мы ездим каждый год.
Я вспоминаю прошлое лето — тогда он не уезжал. Его ложь приводит меня в ярость. Должно быть, он это чувствует, потому что продолжает не сразу.
— Люди в деревнях нуждаются в образовании, — увлеченно рассказывает он. — Мы будем учить взрослых читать и писать. Мы будем рассказывать о проблемах здоровья. Будем помогать им рыть колодцы и знакомить с эффективной ирригационной техникой.
— Неужели? — выпаливаю я. — Правительство недоверчиво относится к людям, занятым подобной деятельностью.
Он потрясен как моими словами, так и тоном, которым они произнесены.
— Когда я вернусь, то собираюсь жениться на Зари, — говорит он. — Мне надо остепениться. Я так сильно ее люблю.
Меня оглушает имя Зари и то, как он спокойно объявляет о своей любви. Неожиданно весь мой гнев из-за его бездумной храбрости растворяется в безграничной теплоте его кротких карих глаз.
— Она знает?
— Нет. Это будет наш секрет, ладно?
— Ладно, — соглашаюсь я, стараясь не обращать внимание на резкую боль в груди.
— После того, что все мы видели по телевидению несколько дней назад, — добавляет Доктор, имея в виду суд над Голесорхи, — мне в жизни нужна Зари.
Его глаза наполняются слезами.
— Голесорхи — самый сострадательный из известных мне людей, и вот его ставят к стенке и расстреливают, как обыкновенного преступника.
Он небрежно смахивает с лица слезы.
— Пришло время… — с жаром начинает он, но умолкает.
— Время для чего?
Доктор глубоко вздыхает, потом с улыбкой спрашивает:
— Что для человека самое ценное?
— Жизнь, — без колебаний отвечаю я.
Он добродушно смеется и качает головой.
— Время. Время — самое ценное из того, что у нас есть.
Он дотрагивается до моего плеча и говорит:
— Пришло время понять, что больше нельзя терять время. Не сознание людей определяет их общественное бытие, а общественное бытие определяет их сознание. Знаешь, кто это сказал?
Я называю Карла Маркса, и он снова улыбается, но не подтверждает ответа. Я вспоминаю наших старух, которые все приписывают Богу — включая самые ужасные бедствия — и не могут истолковать причины необъяснимо немилосердных деяний Бога. Я быстро останавливаю поток богохульных мыслей и предусмотрительно кусаю кожу между указательным и большим пальцами. Этот жест следует применять, когда человек грешит кощунственными словами или мыслями, и тогда Бог его простит, а не обрушит ему на голову свой гнев.
Доктор запускает руку в карман и достает книгу под названием «Овод».
— Это тебе, — говорит он. — За нее дают как минимум полгода, так что будь очень осторожен.
Я беру книгу и быстро засовываю в боковой карман куртки.
— Она станет самой ценной моей вещью, — даю я обет.
Мне так стыдно из-за тайных чувств к Зари, тем более что они наверняка написаны у меня на лице.
— Что касается плакатов… — опустив голову, начинает Доктор.
Я перебиваю его.
— Не знаю, кто их расклеил, но это было здорово.
Он поднимает голову и смотрит на меня поверх круглых очков. Лицо его принимает задумчивое выражение.
— Вот оно — Это, — говорит он.
4
СУВАШУН
Взрослым не понять, зачем дети звонят в дверь и убегают. Чаще это происходит в ранние вечерние часы, когда на улице почти никого нет. Мы с Ахмедом думаем, что эти дети из нашего переулка. Моя мама считает, разумеется, что наши ребята очень воспитанны и не станут такого делать.
Однажды вечером, когда мой отец идет домой, он видит, что у двери дома Ираджа стоит пятилетний брат Ахмеда.
— Привет, Аболи, — широко улыбаясь, говорит отец. — Что ты делаешь?
— Вы не поможете позвонить в дом Ираджа? — невинным голосом спрашивает Аболи. — Мне не достать.