— Откуда мне знать, что ты не читал «Сувашун»? Ты прочитал все остальные чертовы книги на свете, — говорит он, оглядываясь — не догоняю ли я его.
— Ты сукин сын, — снова ругаюсь я, стараясь лягнуть его. — Я тебя поколочу за то, что ты мне сделал.
— Что же произошло с твоим обетом священному братству боксеров? — поддразнивает меня Ахмед, исчезая в доме.
Рассерженный, я стою под дверью, тяжело дыша и обливаясь потом. Потом слышу из-за стены его голос:
— Так Аль-Ахмед действительно лучше своей жены как писатель?
Несмотря на гнев, я разражаюсь истерическим смехом.
Зима 1974-го. Психиатрическая лечебница «Рузбех» в Тегеране
Я понимаю, что мне снится сон, хотя не знаю, где находится мое тело. Во сне я на лугу с Зари, Фахимех и Ахмедом. Мы бесцельно бегаем, иногда навстречу друг другу, а иногда друг от друга. Зари останавливается и, склонив голову, улыбается мне. Ветер развевает ее длинные волосы. Трава идет волнами, задевая наши колени. Я подхожу к Зари и привлекаю ее к себе. Она в моих объятиях. Я поднимаю ее в воздух, кажется, мы кружимся целую вечность. Я вижу, что Ахмед с Фахимех тоже кружатся. Голос Доктора читает строчки из стихотворения Руми.
Я вижу Доктора, он уходит от нас все дальше. Зари смотрит на меня, медленно наклоняется и целует в губы. Потом они с Ахмедом встают и идут вслед за Доктором. Мы с Фахимех начинаем безутешно рыдать. Строки Руми постепенно вытесняются монотонным ритмичным распевом.
Я сосредоточиваюсь на том, чтобы открыть глаза, и снова оказываюсь в инвалидной коляске. Рядом со мной сидит Яблочное Лицо, в другом конце комнаты обнаруживается старик. Я знаю, что просто видел сон, но не в силах вспомнить подробности. Это все равно что пытаться схватить шелк.
— Воды! — шепчу я.
Она спокойно поворачивается ко мне, но блеск в глазах выдает волнение.
— Что ты сказал?
— Я хочу пить, — хриплю я.
Она пробегает глазами по моему лицу, шепчет, что сейчас вернется, и исчезает. Через несколько секунд возвращается с кувшином воды и стаканом.
— Ты очень хочешь пить?
— Очень.
Она наполняет стакан водой, окидывает взглядом мое тело, ссутулившееся в инвалидной коляске.
— Возьми, — поднося стакан, говорит она.
Я протягиваю руку, беру стакан и осушаю его одним долгим глотком. Ее лицо расплывается в ласковой улыбке. Мне кажется, я вижу слезы у нее на глазах, но я не представляю, почему она плачет.
— Где я? — спрашиваю я.
— Ты здесь, — уверенным, но ласковым тоном говорит она.
— Кто ты?
— Разве ты меня не знаешь? — поддразнивает она. — Все меня знают, даже я сама.
— Ты — Яблочное Лицо, — тихо смеюсь я.
Она тоже смеется, но громко.
— У меня болят ребра, — говорю я.
— Знаю. У тебя ничего не сломано, не волнуйся.
Я смотрю на свои руки.
— Почему у меня следы от ожогов?
Яблочное Лицо не отвечает.
— И меня все время мучают кошмары. Я вижу человека со злыми глазами. Кто он такой?
И, пока я рассказываю о своих снах, что-то внутри меня щелкает, выпуская бурю чувств, и я принимаюсь плакать. Яблочное Лицо садится на стул рядом и обнимает меня.
— Поплачь, дорогой. Поплачь.
— Почему я плачу?
Я отодвигаюсь, пытаясь заглянуть в ее полные слез глаза.
— Неужели ты ничего не помнишь? — с изумлением спрашивает она.
— Не помню что?
Она, слегка покачиваясь, откидывается назад.
— Неважно, — успокаивает она меня, — просто закрой глаза. Никому не надо плакать.
5. Лето 1973-го. Тегеран
ПОД ВИШНЕЙ
В нашем переулке мы с Ахмедом наблюдаем, как Ирадж показывает свое новое изобретение скучающим ребятам. Мимо проходит Фахимех. Она с улыбкой смотрит на меня и подмигивает, потом звонит в дверь дома Зари. Зари открывает, они обнимаются и целуются, словно дружат миллион лет, и Зари увлекает Фахимех в дом. Я спрашиваю Ахмеда, знакомы ли они.
— Ты шутишь? Они как сестры.
— С каких пор?
— С сегодняшнего дня, — отвечает он с ухмылкой.