— Нет, — отвечает отец.
— Что, если его видели агенты? О господи, страшно даже подумать. Пожалуйста, поговори с ними, — умоляет она.
Отец уверяет, что поговорит с нами, но мать продолжает:
— Ходят слухи, что это Паша посадил у дома розовый куст. Я знаю, он рассержен и подавлен. Одному богу известно, что он мог наговорить в школе или другим ребятам в переулке!
На следующий день отец беседует с глазу на глаз с отцом Ахмеда. Через несколько минут нас призывают в комнату Ахмеда, и мой отец говорит, что у него есть дело на севере страны и он предпочитает не ехать в одиночку. Он будет признателен, если мы с Ахмедом поедем с ним.
— Все время нужно быть начеку, — говорит отец, как только мы выезжаем на дорогу. — В этой стране невиновность не гарантирует того, что тебя не сочтут преступником. Это потому, что у нас много людей, называемых нокарами. Раболепство и слепая преданность — вот чем руководствуются нокары.
Потом он поворачивается ко мне и спрашивает:
— Я рассказывал тебе когда-нибудь об инженере Садеги?
— Нет, — отвечаю я. — Кто он такой?
— Когда тебе было около шести, я служил лесничим в джунглях Мазандарана, — начинает он.
Я осторожно толкаю Ахмеда локтем в бок. Отец всегда рассказывает замечательные истории о своих молодых годах. Ахмед пару раз кивает и, не глядя на меня, подмигивает, чтобы дать мне понять, что слушает.
— Шах национализировал леса, и моя работа заключалась в том, чтобы помешать местным жителям вырубать деревья. Всего в нескольких километрах от моей конторы один из братьев шаха нарушал этот закон, но я ничего об этом не знал. Однажды я сидел в конторе, когда из Тегерана приехал государственный инспектор, некий инженер Садеги. Он считал себя человеком неподкупной честности и высоких принципов. Он обвинил меня в том, что я беру взятки и разрешаю незаконную вырубку леса в районе Колахдашта. Если меня признают виновным — а в этом он не сомневался, — то меня осудят на шестнадцать лет заключения в тюрьме «Эвин», потому что невыполнение приказов шаха рассматривалось в Верховном суде как государственная измена.
Отец зажигает сигарету и глубоко затягивается. По выражению лица Ахмеда я догадываюсь, что он хочет закурить, но целиком поглощен рассказом моего отца.
— Я сказал ему, что никогда в жизни не брал взяток, — продолжает отец. — Он рассмеялся и ответил, что отпирательство свойственно человеку, погрязшему в коррупции. Затем он велел мне сдать жетон и следовать к его джипу. Он повез меня в Тегеран, чтобы лично услышать заслуженный приговор. В нашей стране обвиняемый не имеет никаких прав, так что я сделал то, что было велено. Я спросил, нельзя ли остановиться у моего дома, чтобы сообщить жене. Он сказал «нет», и мы поехали дальше.
Это был своеобразный человек — удивительно говорливый и безжалостно честный. Его, казалось, не волновало, что мне неинтересны скучные рассказы о его предках, по-собачьи преданных семье короля. Его отец, как и дед, были верными слугами шаха Резы. Он вспоминал, что шах обещал его отцу благополучие их семьи до тех пор, пока Пехлеви будут носить корону. По его утверждению, Садеги — люди величайшей честности, не помышляющие о том, чтобы принять подношения от кого бы то ни было, даже от самого короля.
Он рассказывал о своем сыне и будущей невестке, которую обожал. Они должны были пожениться через пару месяцев, и он очень ждал появления внуков, особенно мальчика.
Он сказал, что его тошнит от людей вроде меня, что он ни разу в жизни не ступил на неверную дорожку и что не в силах уразуметь стремление таких, как я, к деньгам и власти. Он не понимает психологию алчности и поэтому пришел в отчаяние, когда ему довелось объяснять сыну — сокровищу его жизни, — почему некоторые люди падают столь низко, рискуя своей честью и честью семьи.
Я сидел, молча слушая, как он разглагольствует о своей озабоченности по поводу всеобщей справедливости и социального равенства, порядочности и нравственности, а также по поводу необъяснимой склонности людей к коррупции. Он рассказывал мне о взятках, которые ему предлагали как инспектору, и как он отказался принять хоть один риал на протяжении всей долгой непогрешимой карьеры. Однажды ему предложили огромную сумму, ее хватило бы на оплату образования его сына в самом лучшем университете Соединенных Штатов. Он отказался принять эту взятку, сказав, что предпочитает лишить сына образования, чем воспользоваться незаконно полученными деньгами. В другой раз он отверг новый, полностью обставленный дом в богатом квартале столичного города.