— Жандармы посадили его в тюрьму, — сказал обвинитель. — Он отрицает, что давал взятку.
— Он богат? — спросил я.
— Он владелец дома, живет один. Полагаю, нам с женой придется въехать туда, чтобы защитить собственность, пока он не выплатит свой долг обществу. Он стар, ваша честь, и сомневаюсь, что он выйдет из тюрьмы живым. Какой позор, позор.
Садеги, казалось, был заворожен разворачивающимися событиями. Невиновный человек очутился в тюрьме из-за жадности этого отвратительного типа и бесстыдных попыток мэра выгородить его. Я спросил Садеги, довольно ли ему увиденного. Совершенно ошарашенный, он лишь покачал головой.
Глубоко вздохнув, мой отец умолкает. Потом берет другую сигарету. Я хватаю с приборного щитка зажигалку и подношу ему огонь. Отец похлопывает меня по руке и улыбается, одобряя мой почтительный жест. По серьезному выражению лица Ахмеда можно догадаться, что тот понял мудрость отцовской истории.
— Этот мир несправедлив, — шепчет отец, — а в нашей стране, к несчастью, быть обвиненным — то же самое, что быть виноватым. Мне повезло встретиться с человеком, который вопреки своему отношению к режиму, по крайней мере, был готов меня выслушать. Не всем так везет. Жизнь не всегда бывает к нам справедлива. Ребята, вы теперь будете об этом помнить, правда?
— Что случилось потом, папа? — спросил я.
Мне хотелось обнять его.
— Я встал и попросил обвинителя подойти ко мне. Когда он приблизился, я со всей силы врезал ему.
Я чувствую, как по жилам у меня струится горячая кровь, а глаза сверкают от счастья и гордости. Я радостно смеюсь. Мой отец — самый мудрый из известных мне людей. Меня восхищает, как ненавязчиво он предупредил нас об опасностях конфликта с правительством и его агентами, не упоминая даже имени Доктора. Таковы иранцы — мастера иносказания, иногда недоступного пониманию неискушенного слушателя. Фактам редко придается значение. В ткань наших рассуждений всегда вплетаются смысл и идеи.
«В каждом узелке персидского ковра заключается послание рук, терпеливо водящих иголкой с ниткой», — услышал я как-то слова отца.
Зима 1974-го. Психиатрическая клиника «Рузбех», Тегеран
Я просыпаюсь рано утром, чувствуя беспокойство и замешательство вместо уютного кокона, который всегда образуется вокруг меня после приема таблеток.
— Яблочное Лицо, Яблочное Лицо! — кричу я.
Входит молодая медсестра.
— Где Яблочное Лицо?
— Она дома, спит. Не волнуйся, ладно? Ты всех разбудишь.
В одной руке у нее стакан воды, в другой пилюля. Она заталкивает ее мне в рот и подносит стакан. Я выплевываю таблетку и ору, что мне нужна Яблочное Лицо. На шум в палату прибегают еще две медсестры. Я возбужден, меня мучает непонятная боль. Медсестры пытаются удержать меня, в палату входит мужчина в белой униформе. Через несколько секунд я чувствую укол в руку.
Когда я открываю глаза, то вижу Яблочное Лицо.
— Ты скучал без меня? — спрашивает она.
— Что со мной не так? — говорю я.
— Ничего такого, что нельзя вылечить. Просто нужно время.
— Я хочу есть.
Она поспешно выходит из палаты и возвращается с подносом еды. Я откусываю пару кусков, но больше не могу. Она помогает мне сесть в кресло на колесах и везет в большую комнату на первом этаже. Я впервые осознаю, что нахожусь в психиатрической больнице. Я вижу людей, бесцельно прохаживающихся взад-вперед по коридорам. Некоторые смотрят на меня, другие проходят мимо, словно парят в ином измерении. Два медбрата усаживают молодого человека в кресло вроде моего. Он обнажает зубы в какой-то неживой улыбке. Что я делаю в клинике для душевнобольных? Всю жизнь мне советовали избегать сумасшедших, и вот теперь я живу среди них. Яблочное Лицо подкатывает мое кресло к окну и садится на стул рядом со мной.
— Ты скучал без меня вчера вечером? — снова спрашивает она.
— Где ты была?
— Дома. У меня маленький ребенок, ты знаешь? Ей нужна ее мамочка.
— Сколько ей лет?
— Четыре с половиной. Она очень милая. Хочешь посмотреть ее фото?
Я киваю, и она показывает мне фото своей дочки Рошан, что означает «пылкая» или «трепещущая».
— Она хорошенькая, — говорю я гордой матери.
— Спасибо.
Она кладет фото обратно в карман и откидывается на стуле.
— Почему я в психиатрической больнице? — робко спрашиваю я.
— Тебе надо подлечиться.
— А что со мной?
— Надо, чтобы ты вспомнил некоторые события.
— Какие?
— Потерпи немного.
Я смотрю на свои ноги, на кресло на колесах и думаю, что парализован.