Он кое-как влез в рубашку и крикнул:
– Кто там?
Удары не прекращались. Он спросил еще раз и на этот раз расслышал ответ:
– Полиция!
Савл попытался собраться с мыслями. Панически вспомнил о маленькой заначке с травой в ящике, но решил, что это глупо. Он же не наркодилер, чтобы на него облавы устраивали. Он уже хотел открыть дверь, хотя сердце все еще рвалось из груди, но тут вспомнил, что нужно бы проверить, действительно ли это полиция. Но было уже поздно. Дверь распахнулась, сбив его с ног, и в квартиру влетели люди.
Синие брюки и огромные ботинки везде вокруг. Савла подняли на ноги. От страха и злости он попытался наброситься на пришельцев, но кто-то ткнул его в живот, так что Савл согнулся пополам. Отовсюду эхом неслись обрывки бессмысленных фраз:
– …холодно, как в жопе…
– …ну и хрень…
– …гребаное стекло, не порежься…
– …сынок его, что ли? Наверняка обдолбанный…
И одновременно диктор утренней программы бодрым тоном рассказывала о погоде. Савл попытался повернуться и посмотреть, кто его держит.
– Какого хрена? – выдохнул он. Вместо ответа его впихнули в гостиную.
Там оказалось полно полиции, но Савл не стал смотреть на полицейских. Сначала он увидел телевизор. Девушка в ярком костюме предупреждала, что сегодня будет холодно. На диване стояла тарелка застывшей пасты, а на полу – полупустой стакан пива. Почувствовав порыв холодного ветра, Савл поднял взгляд. Занавески взлетали крыльями. На полу валялось битое стекло. В оконной раме стекла почти не осталось, не считая пары длинных острых осколков.
Савл затрясся от ужаса и шагнул к окну. Худой человек в штатском обернулся и внимательно посмотрел на него.
– Давайте в участок, – велел он полицейским.
Савла потащили к выходу. Комната кружилась перед глазами ярмарочной каруселью, мимо проносились книжные полки и маленькие фотографии отца. Он попытался повернуться обратно.
– Папа! – крикнул он. – Папа!
Его без труда выволокли из квартиры. Соседи выглядывали из дверей, и в темном коридоре на время становилось светлее. Савл видел непонимающие лица и руки, придерживающие халаты. Полусонные соседи смотрели на него. Он почти плакал.
Разглядеть тех, кто его держал, никак не получалось. Он кричал, умолял, спрашивал, что происходит, угрожал и ругался.
– Где отец? Что случилось?
– Заткнись.
Его ударили по почкам, правда несильно.
– Заткнись, говорят тебе.
Дверь лифта захлопнулась.
– Да что с отцом, черт побери?
При виде разбитого окна внутренний голос Савла заговорил. Правда, Савл его толком не слышал. В квартире было не до того, слишком много там ругались и хрустели битым стеклом. Но в относительной тишине лифта Савл наконец-то услышал тихий шепот.
«Умер, – говорил внутренний голос, – папа умер».
У Савла подогнулись колени. Его поддержали, и Савл бессильно обвис в чужих руках и застонал.
– Где папа?
Снаружи начинался мутный рассвет. Синие огни мигалок освещали полицейские машины и грязно-желтые стены. От морозного воздуха Савл немного пришел в себя. Он отчаянно дернулся, пытаясь рассмотреть что-нибудь за изгородью вокруг дома. Увидел лица в дыре, оставшейся вместо отцовского окна. Увидел, как блестит стеклянная пудра в пожухшей траве. Увидел угрожающие фигуры людей в форме. Все смотрели на него. Один полицейский растягивал между вбитыми в землю колышками ленту, ограждая небольшой участок земли. На этом участке склонился над бесформенной темной массой какой-то человек. Он тоже смотрел на Савла. Разглядеть за ним то, что лежало на траве, не получалось. А потом Савла утащили, и он ничего не успел увидеть.
Его втолкнули в одну из машин. У него кружилась голова, и он ничего не понимал. Дыхание участилось. В какой-то момент на запястьях защелкнули наручники. Савл кричал, но никто не обращал на него внимания.
Мимо пролетали улицы.
Его сунули в камеру, принесли чай и шмотки потеплее: серый кардиган и вельветовые штаны, вонявшие спиртом. Савл нацепил чужую одежду. Ждать пришлось долго.
Он лежал на койке, завернувшись в тонкое одеяло. Иногда слышал внутренний голос. «Это самоубийство. Папа покончил с собой».
Иногда Савл спорил с голосом. Глупость какая. Это совершенно невозможно. Потом голос убеждал его, и Савл начинал паниковать. Часто дышал, затыкал уши, чтобы не слышать голос. Он терпеть не мог слухи. Даже внутри собственной головы.
Никто не сказал ему, в чем дело. Почему его здесь держат. Когда снаружи кто-то ходил, Савл кричал, ругался, требовал, чтобы ему все объяснили. Порой шаги замолкали, и кто-то приподнимал решетку в двери.