У моста я заметил этого свинячьего ублюдка в дурацких шмотках. Он играл на дудочке и все время дергал башкой вверх-вниз. Пробегая мимо, я заметил, как он лыбится. Первые шеренги крыс уже были на мосту, и я видел, как они спокойно маршируют к краю, ничего не боясь, устремив глаза на гору еды, которая ждала их впереди. Я видел, что они сейчас упадут, я кричал им остановиться, но это было как ссать против ветра.
Они сошли с моста прямо в воду.
Из-под моста неслись дикие визги, но никто из братьев и сестер их не слышал. Они вслушивались в музыку карамели и свиной шкурки.
Следующий ряд сошел в воду, а потом еще один и еще. Крыс в реке стало не меньше, чем рыб. Я не мог вынести этого. Каждый крик ножом вонзался мне в сердце, мои парни и девушки испускали дух в реке, пытаясь держать мордочку над водой. Все они умели плавать, но к такому оказались не готовы. Я слышал вопли и писк, тушки сносило вниз течением, а мои чертовы ноги все шли и шли вперед! Я пытался пробраться назад, развернуться, шел медленнее остальных, они обходили меня, и ублюдок на мосту смотрел на меня, прижимая дьявольскую флейту к губам, и он знал, кто я. Он знал, что я Крысиный король.
И он улыбнулся и поклонился мне, когда я прошел мимо него по мосту и ступил в реку.
Лоплоп зашипел, а Ананси что-то пробурчал себе под нос. Все трое были поглощены собой, смотрели вперед пустыми глазами, предавались воспоминаниям.
– Река оказалась ледяной, и холод немного прочистил мне голову. За каждым всплеском следовали визги и плач. Мои бедные маленькие вассалы пытались найти свой внутренний голос, думали: «Что я тут делаю?» – и умирали.
Все больше и больше крыс прыгало в воду, все больше шкурок намокало и уходило под воду, все больше зверьков яростно гребли лапками, рвали друг другу брюшки и вырывали глаза, тащили своих братьев и сестер под ледяную воду.
Я дергал лапками, пытаясь выбраться. Нас было очень много, настоящий остров из крысиных тел, мы взбили реку в пену, и каждый пытался забраться на вершину этого острова, а нижние умирали и тонули.
Вода сковывала движения. Я слышал только собственное дыхание, паниковал, ничего не понимал и глотал воду. Вокруг бились волны, бросая меня о камни, и тысячами умирали крысы. Я слышал звук флейты. Здесь он лишился своей магии и стал просто противным визгом. Все больше и больше крыс плюхалось в воду. Флейта была безжалостна и неумолима. Повсюду кричали и захлебывались крысы, маленькие тушки плыли вокруг меня, как буйки в адской гавани. Я решил, что наступил конец света. Вода заполнила мои легкие, я уходил под воду.
Вокруг меня были трупы.
Они дрейфовали рядом со мной, сквозь полузакрытые веки я различал только их, они были на поверхности воды и под водой, и надо мной, когда я начал тонуть. Маленькие бурые комки. Воздух кончился у меня в легких, и я увидел под водой склеп, поле боя, острые черные камни, ставшие погибелью крысиного племени, горы и горы трупов, маленькие гладкие детеныши и старые седые самцы, жирные матроны и драчливые юнцы, бесконечная масса мертвецов, которую нес стремительный поток.
И я один видел эту бойню своими глазами.
Савлу показалось, что он сам видит горы дохлых крыс. Кровь стучала у него в ушах, легкие горели.
Крысиный король снова заговорил, но на этот раз обычным голосом, без жутких мертвых интонаций.
– Я открыл глаза и сказал «нет». Я рванулся вперед, прочь от этого ужаса. У меня не оставалось воздуха, мои легкие молили о нем, разрываясь, я выбирался наверх, к свету, и слышал крики сквозь толщу воды, и я рвался вверх и вперед, и наконец моя морда очутилась над водой.
Я глотал воздух, как сумасшедший. Я не мечтал больше ни о чем.
Я повернулся и увидел, что смерти все продолжаются, но пена уже немного опала, и крысы больше не рушатся с неба. Я увидел, что человек с флейтой уходит прочь.
Он меня не заметил.
И я решил, что он должен умереть.
Я выбрался из реки и прилег под камнем. Крики умирающих слышались еще какое-то время, но потом они стихли, и река смыла все следы бойни. Я лежал, пытался отдышаться и клялся отомстить за крысиный народ.
Поэт сравнил меня с Цезарем – дескать, я плыл четыре часа напролет, расплескивая воду[3]. Но эта река не стала моим Рубиконом. Это был Стикс. Я должен был умереть. Утонуть вместе с другими крысами. Может быть, я тонул. Я думал об этом. Может быть, я и не думал тонуть, а может, это ненависть, пропитавшая меня до костей, удержала меня на плаву.
Правда, ублюдки из Гаммельна меня немного порадовали. Эти тупые уроды попытались обмануть дудочника, и я с удовольствием смотрел, как чертовы суки, хлопавшие в ладоши, глядя, как мы идем на смерть, визжали и липли к своим чертовым киндерам, уходившим прочь под звуки флейты. И я позволил себе улыбнуться, когда гора раскрылась и мелкие человечки поисчезали в ней. Они отправились прямо в ад, недоноски, а ведь они даже не сделали ничего дурного, и их ублюдочные папаши и мамаши это прекрасно знали.