Способность принять неприемлемое казалась ему разновидностью стоицизма. Той силой, которая притупляла его чувства к людям. Он ощущал это равнодушие, ощущал свое коварство, способность сосредотачиваться на сиюминутном. Все это его пугало. Он не мог бороться с этим напрямую, он не мог решить, что должен чувствовать, а что нет, но он, по крайней мере, мог действовать. Он мог не вести себя так, как требовали его чувства. Его бесили собственные реакции и ощущения.
Они принадлежали зверю.
Глава 24
Оказавшись в канализации, Савл сразу понял, что что-то неладно.
Звуки, к которым он давно привык, исчезли. Как только его ноги коснулись грязной воды, он припал к земле, ощущая прилив звериной силы. Насторожил уши. Он понял, чего не хватало. В канализации всегда раздавались еле слышный цокот коготков и шорох его народа. Он различал их на пределе слуха, впитывал их, определял по ним время, ориентировался в темноте.
Звуки пропали. Крыс больше не было.
Савл пригнулся, скользнул в вонючую жижу. Он не издавал ни звука. Уши подрагивали. Савла трясло.
Он слышал, как капает с потолка в туннелях, слышал, как течет грязная вода, как плачут теплые подземные ветра. Его народ исчез.
Савл закрыл глаза и замер. Он полностью расслабился, приглушил ток крови, заставил сердце биться медленнее, избавился от самых тихих звуков, которые издавало его тело. Он стал частью канализации.
Он слушал.
Тишина в туннелях пугала.
Он осторожно приложил ухо к полу и почувствовал вибрации. Трясся весь город.
Где-то вдалеке раздался какой-то звук.
Высокий и пронзительный звук.
Савл вскочил на ноги. Он сразу же вспотел и задрожал.
Флейтист пришел сюда? В канализацию?
Савл побежал по туннелю. Он не знал куда. Он бежал, чтобы ноги не дрожали, чтобы успокоиться.
Что он здесь делает?
Савл пробежал мимо лестницы. Может быть, лучше уйти, выбраться из канализации, убежать в город… Но, черт возьми, это же его мир, его дом. Он не мог отдать его чужаку.
Савл резко остановился, наклонил голову и прислушался.
Звуки флейты стали ближе, и теперь он услышал скрежет коготков по кирпичу.
Флейта вопила, издавая резкие трели, летевшие в разные стороны. Но ни флейта, ни скрежет когтей не двигались. Они не приближались и не отдалялись.
Что-то странное было в этом звуке. Савл слушал. Он инстинктивно оперся о стену туннеля, одну руку вытянул вверх, другую в сторону, раздвинул ноги. Он как будто пытался вписаться в туннель, как в раму.
Флейта звенела, и теперь Савл услышал и другие звуки – мучительные стоны.
Лоплоп. Он орал, отчаянно, гневно и бессмысленно.
Савл пошел вперед, пробираясь по лабиринту туннелей на звук. Звук оставался на месте. Савл кружил в темноте. Вопли Лоплопа порой прерывались. Кажется, он кричал не от боли. Его не мучили. Он словно бы плакал от жалости. Голос Лоплопа заглушал скрежет коготков. Савл вдруг понял, что скрежет этот был неестественно ритмичен.
Теперь от источника звуков его отделяла только тонкая стена. Савл понял, что до цели оставался один поворот. Он снова задрожал и попытался взять себя в руки. Накатил ужас. Он вспомнил невероятную скорость, с которой двигался Флейтист, вспомнил силу его ударов. Боль, которую он сумел забыть, на которую научился не обращать внимания, вернулась с новой силой.
Савл не хотел умирать.
И все же со звуком было что-то неладно.
Савл прижался к стене и несколько раз сглотнул. Потом побрел вперед, к перекрестку, откуда доносились звуки. Он очень боялся. Безумный вой флейты, крики Лоплопа и постоянный, ритмичный скрежет когтей по кирпичу продолжались уже много минут. Все это звучало очень громко и очень близко. Савлу было страшно.
Он огляделся и не понял, где он. Где-то в глубине разветвленной системы туннелей.
Савл собрался с духом, медленно вытянул голову и тихонько заглянул за угол.
Сначала он увидел крыс.
Ковер из крыс, миллионы крыс, бесконечное месиво, которое начиналось в нескольких футах от входа в туннель, а дальше становилось только гуще. Крысы лезли друг другу на головы, горячие животики, грудки и лапки громоздились горой. Если кто-то падал, на его место тут же залезал кто-то еще, с трудом карабкаясь по крутой стене, наседая друг на друга.
Они двигались все вместе, в едином ритме.
Сначала они отталкивались правыми передними лапками, потом левыми. Потом задними – снова одновременно. Они рвали друг друга когтями, вырывали куски из шкуры, топтали детей и умирающих – они были единым целым. Они двигались в такт жуткой музыке.