— Может, стоило передать документацию ему? — спросила я.
— Передать? — переспросил Пьер. — Без патента? Ты шутишь? Ни я, ни твой отец пока не имеем патента. Теперь, когда началась война, никто не скажет — когда нам его выдадут. Документация на лампочки — это наше будущее.
— Передать на хранение. Как-никак Блох представляет крупную государственную компанию. И потом, ты же сам говорил, что слишком много людей хотели бы завладеть документацией.
— Я все сохраню сам! — отрезал Пьер. Видимо, на моем лице отразилось сомнение. Пьер подошел, обнял меня.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал он. — Немцы через посредников предлагали твоему отцу хорошие деньги, но он сказал, что без моего согласия никаких переговоров вести не будет. Теперь они получат все его разработки за просто так, а если не получат бумаг, будут охотиться за тем, что есть у меня.
И тут я рассмеялась:
— Я поняла! Война началась из-за секрета производства маленьких лампочек! Из-за крохотных светлячков, помогающих летчикам рассмотреть показания приборов!
Мы выехали около полудня. Стояла жара, пахло свежескошенной травой, молоком и хлебом. Ветви яблонь ломились от плодов. Навстречу нам, с запада на восток, двигались полки. Мне показалось, что это были все те парни из родного городка Пьера, которые вчера собирались перед муниципалитетом после объявления мобилизации, успевшие за неполные сутки получить обмундирование, каски, ранцы, винтовки: один из солдат был вылитый сын мясника, другой был таким же носатым, как зеленщик, и я вспомнила, что осталась должна и мяснику, и зеленщику. Я сказала об этом Пьеру, он махнул рукой — мол, чепуха! — и, по приказанию офицера, остановился на обочине: мы пропустили колонну тягачей, тащивших пушки с короткими стволами, за ними — окончательно прогнавшие аромат сентября танки, маленькие, с казавшимися игрушечными башенками, из которых торчали опять же короткоствольные пушки. Я хотела спросить Пьера — почему у французской армии такие пушки? — но лицо его было сумрачным, он смотрел на проходивших, на проезжавших мимо немигающим взглядом, и свой вопрос я оставила при себе.
Мы поехали дальше, и вскоре нас остановили жандармы, которые сказали, что в связи с военным положением мне как иностранке для переезда из одного департамента в другой нужен специальный пропуск. Пьер покраснел, начал было показывать свои документы, но жандармы были неумолимы. Роза, мирно спавшая всю дорогу, проснулась и, увидев стоявших у машины жандармов, радостно засмеялась. Старший жандарм, подкручивая черный ус и подмигивая Розе, сказал, что лучше не тратить время на бесполезные споры, а поехать в жандармское управление департамента: пропуска выдаются только там и много времени это не займет.
Пьер был просто взбешен, но ничего иного, как отправиться в Реймс, не оставалось. По дороге у нас лопнуло колесо, приехали мы лишь к вечеру, и нам пришлось снять на ночь две комнаты в гостинице: в одной поселились Пьер, Роза и я, в другой — Мари. Пропуск был мне выписан на следующий день, но выехали мы только седьмого сентября: у Розы вдруг поднялась температура, она беспрерывно кашляла, приглашенный врач и вовсе советовал строгий постельный режим, по приезде в Париж я узнала, что немцы вышли к предместьям Варшавы и, как и было предписано в жандармском управлении Реймса, поехала в комиссариат, где полицейский чиновник удивленно пожал плечами при виде моего пропуска, сказал, что это была какая-то, неизвестная ему инициатива провинциальных жандармов, но все-таки зарегистрировал пропуск в большой тетради и выставил меня из кабинета.
Уже несколько дней я чувствовала странную дурноту, стучало в висках, дрожали руки, выйдя в коридор, я уселась на жесткую скамью с высокой прямой спинкой. В кабинет к чиновнику вошел его коллега, неплотно притворивший дверь, и я услышала их разговор. Они говорили о том, что зачем Франции заступаться за какую-то Польшу, что за всем этим стоят евреи, и мой чиновник посоветовал зашедшему выглянуть в коридор — мол, красивая еврейка с шикарной задницей как раз подходит к лестнице, мол, для того, чтобы сберечь деньги ее еврея-мужа и ее задницу, всем, и этим чиновникам в том числе, выдадут винтовки. Зашедший выглянул, посмотрел в сторону лестницы, потом увидел меня, сидевшую на скамье, сконфуженно улыбнулся.