Всё, что я хотел, так это стереть эту весёлую улыбку с его слишком довольного лица. Какого чёрта?! Почему он радуется? Вот так вот просто жить и совершенно не зависеть от чужого мнения? У него просто нет на это права! Он не должен быть таким счастливым Просто не должен! Он — скаль, крысёныш, ходячий труп. В нём не увидят личность, с ним не захотят общаться, он не сможет создать семью, родить детей. Он обречён провести всю свою жизнь в темноте и одиночестве, в глубине канализации в этом богом забытом месте. Он не должен веселится, он не должен поднимать головы! Но ведёт себя так, словно попал в сказочный мир и является хозяином положения. Я хотел вернуть его с небес на землю.
Но в итоге упал сам…
— …Тебя вообще не волнует, что об тебя любой экон захочет вытереть ноги?
— А что я сделаю? Полезу с кулаками выяснять отношения?
— Ну почему сразу с кулаками? Тебя не смущает, что любой считает себя выше такого, как ты?
— И что? Я — скаль и этого не изменить, как бы я не старался. Так зачем тогда стараться? Я могу выглядеть, как они, говорить, как они, ходить, как они… но «ими» никогда не смогу стать. Вопросы крови берут начало с древних времён, живы по сей день и будут жить ещё долгие века. Они ещё более живучи, чем мы с тобой. Что бы я ни делал, как бы не старался, я навсегда останусь скалем в глазах окружающих. Даже в твоих.
— А при чём тут я?
— Сколько прошло времени, Рейви? До сих пор ты даже имени моего не знаешь. Хотя моё прошлое имя совсем неактуально, и я назвал себя новым. Но ты… мог сам дать мне имя. Просто назвать любое или спросить то, которое я придумал. А я до сих пор слышу: «крысёныш». Собрать скалей, устроить забастовку, отстоять свои права, заставить их считаться с нами, набить морду, в конце концов, это всё бред сумасшедшего. Никто нас не примет, как равных. Даже спаси я целый мир пару десятков раз, это ничего не изменит. В глазах других я так и останусь безымянным скалем. Чёртово клеймо «безродного» невозможно смыть ни силой, ни деньгами, ни властью, ни кровью. Будь ты хоть названным братом короля, всё-равно остальные никогда не назовут тебя по имени. «О, это же тот самый скаль», — вот, что ты будешь слышать в свой адрес. Любые попытки тщетны.
— Но…
— Никаких «но». Схема проста до невозможности. В ком-то течёт королевская кровь, во мне — нет. В ком-то течёт кровь экона, во мне — нет. Нет никакого смысла в том, чтобы трепать себе нервы. Достаточно того, что я сам себя люблю и себе нравлюсь. На чужое мнение я клал большой и толстый орган. Я не собираюсь чувствовать ничтожеством только потому, что кто-то так сказал. Я сам себе король, сам себе царь и бог в одном лице. И начхать, что для остальных — всего лишь скаль…
***
Я родился в одной из бедных деревушек на окраине Киевской Руси в девятисотых годах. Появившись в этом мире болезненным и чахлым, не мог стать хорошей опорой нашей семье. Мало того, что запомнилось мне с того времени. Одно лишь знаю: меня продали в рабство, дабы избавится от очередного голодного рта в семье. За несколько лет, проведённых в поместье барина, я выполнял всю чёрную работу, но я не сетовал. Я одет и обут, я в сухости и тепле, а главное — не голоден. На границах было неспокойно, частые вторжения не давали расслабиться ни на миг. В очередное из них поместье барина разорили, забрав оттуда всё, что только можно было. Нас, рабов, постигла та же участь. Гнали нас долго, через леса, степи, болота, заставляя тащить всё награбленное на своих спинах. Многие умерли по пути. Я уверовал в чудеса. Иначе как объяснить то, что я смог выжить, будучи таким слабым?
Очередной барский двор. Неужели путь окончен? Вышедший из поместья господин брезгливо поморщился при виде пленных. Он велел своим слугам перебрать ценности, принесённые нами. Вальяжной походкой он прошёлся меж наших рядов и ткнул пальцем в нескольких человек, включая меня. Нас отмыли, остригли и загнали в какой-то чулан, что-то пролепетав на незнакомом языке. Я не понял ни единого слова и лишь одна девица знала, что нам сказали. «Нам велено дожидаться», — объяснила она. Последующие несколько месяцев мы усиленно изучали язык, дабы понимать, что от нас хотят. Так же нас учили быть идеальными рабами, обслуживая господина. Позже я понял — отобрали самых смазливых для королевского дворца. И самое неприятное, что в «обслуживание» входили и постельные утехи. Мы должны были уметь всё, начиная от идеальной уборки покоев, до согревания ложа в тех же покоях. Мужеложство — мерзко. Но в наши головы вбивали день за днём одну простую истину: как сильно нам повезло с такой судьбой. Попасть во дворец могли далеко не каждые, мы должны быть счастливы и благодарить богов.
И я уверовал. Я уверовал, что быть королевским рабом — величайшая честь для такого жалкого, грязного ничтожества как я. Старался изо всех сил угодить и быть полезным. А вот и он — королевский дворец. Едва-ли я мог представить себе тот день, когда смогу увидеть такую роскошь. Всё вокруг можно было сравнить лишь с райскими садами, а дворец был их венцом, жемчужиной и сердцем этого великолепия. Внутри всё замирало при виде такой красоты. Нас согнали к заднему двору и распределили обязанности. Первое время нас не допускали даже к королевским коридорам, проверяя, на что мы годны. Но я не жаловался, а наоборот, выкладывался так, будто от этого зависела моя жизнь. Меня хвалили и практически перестали наказывать. О, как я был счастлив, когда мне впервые доверили уборку покоев.
Прислуга должна быть незаметна, бесшумна. В очередной день я крался по коридору, дабы убраться в господской спальне, но столкнулся с юношей невероятной красоты, в роскошных одеждах. Меня затопил ужас в тот момент, когда понял, кто передо мной стоит. Рухнув на колени и уткнувшись лицом в пол, я стал вымаливать прощение. Меня накажут, точно накажут.
— Встань, раб, — минуту погодя велел мне насмешливый голос. Я подчинился. Не смея поднять взгляда думал о своей участи. Успев помолиться всем богам на прощание, ждал приговор. — Идём.
Я покорно шёл следом, разглядывая полы королевского плаща, борясь с желанием посмотреть выше. Дойдя до очередных покоев, Его Величество остановился. Я поспешил распахнуть перед ним двери.
— Вымой тут полы, — едва войдя в покои, мне отдали приказ.
— Как пожелаете, Ваша Светлость.
— А ты смелый, раз решил подать голос в моём присутствии, — вальяжно раскинувшись в кресле, сказал он.
«Ох, как же молоды, Его Величество», — думал я, намывая и без того сияющий чистотой пол, стоя в двусмысленной позе. Тем многострадальным местом, на которое я нашёл приключений, чувствовал его прожигающий взгляд. Боги… неужели я ему приглянулся. И тот час убедился в этом, когда ощутил его руку на моей промежности. Я вздрогнул под его короткий смешок и замер, не смея пошевелится. Нас учили всегда быть готовыми для такого — чистота, ухоженность, растяжка. И я мысленно поблагодарил барина за эти наставления, когда с меня сдёрнули штаны и вошли на всю длину.
Через полчаса я украдкой пробирался к своей каморке, взывая даже к демонам, лишь бы не получить наказание за ошибку, совершённую в коридоре. Но его не последовало ни в тот день, ни днём позже. «Наконец, хоть на что-то сгодился. Иди, тебя ожидает Его Величество», — прозвучало от дворецкого через пару дней, и я направился в королевские покои. Мои походы туда участились, а после, стали регулярными. Зависть со стороны прислуги была ощутима, но я старался не обращать на них внимание. Главная задача рабов — служить Его Величеству, а не заниматься грызнёй. Иногда со мною заговаривали Его Светлость. В такие дни я был счастлив, как никогда, но моя безграмотность удручала меня.