Как они здесь любят этот баланс.
Рассвело. Я смотрел на столб дыма. Ветром пепел относило все дальше в океан. В ту сторону, где теоретически был большой континент с эльфами.
Роза эльфийских ветров.
Когда пепел упадет им на головы, они наверное подумают, что дела здесь у нас совсем плохи.
05
Я подсел поближе к бородатому мужику, его звали Хэнк, и завел разговор.
— Никто не отплывает далеко, — рассказал Хэнк. — Рыбы полно и в проливе, и в открытом море на расстоянии прямой видимости. А что там за континент за океаном, я не знаю и знать не желаю. Ни к чему это.
Я по его словам понял, что в открытом море слишком опасно, не говоря уже про Черный океан. И не столько из-за частых штормов, сколько из-за пиратов. В прямой видимости от Эртуза и Траманта пираты нападают очень редко. Трамант — это большой порт на той стороне пролива, в метрополии.
— Быстроходные парусники флота Империи всегда стоят наготове на рейде, — сказал Хэнк, показывая на один из них.
Корабль, похожий на двухмачтовый бриг, со свернутыми парусами и золотистым флагом с широкой красной горизонтальной полосой посередине стоял на якоре напротив высокой башни маяка.
Когда мы подплыли ближе, стали видны катапульты в открытых люках вдоль борта и на верхней палубе.
— Высажу вас на пирс у маяка, — сказал Хэнк. — Нам-то надо на досмотр и сдачу улова на дальний, Товарный пирс.
Он объяснил, что вся выловленная рыба принадлежит императору.
Я уже спокойно принял эту информацию. Странно, что называется он императором, а не фараоном или богом.
Товарный Приказ оплачивает рыбакам чеканной монетой как бы за работу по доставке рыбы на казенные склады в Эртузе или Траманте. Оттуда она поступает на рынок по единой цене. Но для нужд Империи и армии идет вполовину дешевле.
— Сколько платят за эту работу? — спросил я.
— В зависимости от вида и веса рыбы. В среднем получается двадцать тигров за рейс. Так что подвезти вас — это хороший дополнительный заработок.
Я вспомнил свое жалованье за сезон. То есть то, что от него осталось у меня в подсумке. Тысяча двести тигров. Эти рыбаки должны сделать шестьдесят рейсов, чтобы заработать такую сумму на шестерых. Даже не зная, сколько точно составляет моя зарплата и длительность сезона, можно догадаться, что жаловаться мне не на что.
Баркас подошел бортом вровень к причалу. Я попрощался с Хэнком и другими рыбаками и, растолкав сонного Марвина, поднял седло на плечо, взял Арму под уздцы и сошел на пустынный пирс.
Все жители Эртуза глазели на черный столб дыма, визуально начавший напоминать злого джинна из кувшина. Вулкан притих. Магма медленно стекала по его склону, местами вспыхивая и искрясь.
Марвин о чем-то поговорил на прощание с Хэнком и присоединился ко мне. Не спеша, мы направились к берегу.
— Надо бы лошадей накормить, — сказал я.
— Да, первым делом, — согласился мой сотник. — Как только доберемся до казарм.
— Где они?
— На другом конце, в бастионе на выезде из города.
Мы спустились с пирса по балкам деревянного пандуса, оседлали лошадей, сели верхом и шагом двинулись вдоль берега к дороге.
Навстречу нам бежали дети, чумазые и босоногие. Их было очень много.
— Там дальше по берегу интернат, — сказал Марвин. — Я сам вырос в таком, в метрополии.
— И там у тебя был пони? — спросил я недоверчиво.
— Пони был у меня до интерната, — просто ответил Марвин. — Когда отец был жив. Он тоже был сотником, как и оба деда.
Понятно. Так и у моих семи сотен погибших бойцов могли остаться дети.
Я оглянулся убегающим мальчишкам вслед. Как насчет семьи у Крысобоя?
— В интернате только мальчики? — спросил я.
— Да, девочки воспитываются в школах при храмах Тессини.
Ни про возможную семью Крысобоя, ни про кто такая Тессини, я спрашивать не стал. Выясню потом.
У поворота к бастиону нас встретила знакомая фигура в плаще с накинутым капюшоном.
Фреха стояла на большом валуне и смотрела, как мы приближаемся. Она чуть сдвинула капюшон назад.
Я впервые ее разглядел. Лоб и щеки выглядели мертвенно-бледно на контрасте с черными локонами средней длины, обрамляющими лицо. Тонкие бесцветные губы с опущенными уголками были плотно сжаты. Густые брови вразлет и прямой нос дополняли портрет, на котором выделялись большие синие глаза.
Возраст определить я не мог. Зная, что перед тобой ведьма, любой затруднится. То ли тридцать лет, а может и все триста.