Вот, например, по осени 1930-го (после того как крысы уволокли генерала Кутепова и удушили в корабельном трюме, а капитан Штосс вдруг скончался за столиком кафе прямо-таки у ног Сакре-Кера), — Буленбейцер почувствовал: нет, не величав я, нет, не покоен. Если бы просто вымещать нервы в яблочко (тиры — бум! бум! — придуманы — бум! — и для уте… — бум! — …шения — бум! бум! бум! бум! — нервов), если бы просто жать фунты в потно-металлическом силомере — но ему не понравился вдруг почтальон — довольно, между прочим, плюгавенький — и пока он склонил голову к желто-кожаной сумке, Булен примеривал: вмазать, что ли, свинчаткой? (После Кутепова она прилежно лежала в кармане ночного халата — удобная, заметим попутно, вещь, если, конечно, уметь пользоваться.) Нет, с почтальоном (серые глазки потенциального избирателя народного фронта, но позже — бесплатного информатора немцев году в 1942—43-м — евреи, знаете ли, бесстыдно обирали народ трудовой), итак, с почтальоном он не стал целоваться свинчаткой — ограничивался барским прохлопыванием (дуло, любезный, не жмет подмышкой?).
А в Риге? Да, неприятность. Это, если правильно вспомнить, 1934-й? Булен любил немецкий лоск еще свободной Риги, хотя латыши, извините, казались ему гм-гм…
Было к вечеру — как, интересно, называлась та улочка с вывеской черта (черт бы ее побрал) на лавке, где потчуют фасолью студентов? по-русски — Молочная — весьма невинно. Кружили сколько они? — с часу дня. Булен так и не научился вставать по-немецки — говорили, что это не раз спасло ему жизнь — те, которым его жизнь требовалась, наивно решали, что он в гостиничный номер так и не возвращался — от бабы, от бабы, — а он целомудренно дрых в объятиях только перины. Итак, с часу и до девяти — нет, перекусить получилось, и перебрать книги в лавчонке, и сунуть нос в музей янтарных штучек, где в отражении витрины Булен приметил теленка, глазевшего ему в затылок. Пусть…
Но на Молочной теленок вдруг выжал темп (так ведь не учат! дистанция!) — Булен не выдержал, обернулся: — Здравствуйте… — и врезал железной тростью (нет, не из черного дерева) в лоб. То ли лоб был особенный — крепко-московский — то ли вечерняя темень — но лоб не упал бессловесно, а с кряком: — Хвост я…
С Ригой вообще он любил работать — неудивительно: Россия. Вернее, Россия под латышским лачком. И хотя с каждым новым 30-м годом восточный смрадчок дул на Ригу сильнее, кое-что удавалось сделать.
Особенно он ценил «Крысиный альбом». Нет, в прямом смысле слова. Пропагандистская операция 1936 года — эхо ее было слышно отнюдь не только в Лифляндии. На каждой странице альбома — фотография большевистского вождя и рядом же — как отражение — фотография крысы. Все они тут — пойманы и распределены по подвидам. Ленин в гробу средь венков — и издохшая крыса со сплющенной головой (ее, в самом деле, повредила скоба крысоловки).
Булен заботливо объяснял внизу фотографии, что мозг «незабвенного Ильича», как известно, весил 1340 граммов. Об этом раструбили красные газетчики еще в 1924-м, в год смерти — по глупости или изящная месть недотоптанных интеллигентов? Ведь какой-нибудь Ворошилов вряд ли так хорошо разбирался в человечьих мозгах (мозги говяжьи, напротив, запихивал в мокрогубое ртище), что успел бы схватить их, журналистов, святотатственную руку? Цифра (под гром траурных тарелок) пошла гулять по миру. Кстати, тогда сперва в злых баварских газетах, а после и в снисходительных нью-йоркских порхала русская пословица — мозги — не воробей: вылетят — не поймаешь…
Перевзвешивать (не унимался педантичный Федор Федорович) ленинские мозги не стали. А надо бы было: ведь — уж простите, журналисты, простите, государственные мужи, простите, прогрессивные драматурги и, простите, регрессивные архиепископы, — но никто из вас не помнит точную цифру: сколько в среднем весит мозг мужчины?
1375 граммов! Бедняге Ильичу, гению новой эры крысечества, виноват, человечества, не хватило каких-то 35 граммов.
Разумеется, мозги — не водка, но какова, однако, находка. В том же 1936-м вышел очередной том энциклопедии в Москве — и, невероятное совпадение, — как раз со статьей о головном мозге. Буленбейцер, открыв эту статью, впервые в жизни пережил то, что много веков назад Архимед с Эврикой. Булен понял, что радость бывает не только от свинченных болтов на автомобильных покрышках или от пущенной в ход свинчатки — радость бывает от открытий научных: в большевистской энциклопедии, надув щеки, сообщали: средний вес мозга — 1325 граммов. Ась?!