Потянулись часы и дни ожидания неизвестно чего. Первое время было особенно тяжело. Не с кем общаться, нечего делать, кроме как рассматривать окружающее пространство, которого было с гулькин нос. Тоннель метра три высотой и четыре шириной, да незамеченный ранее желобок с текущей водой, которая немного смывала нечистоты и мусор.
Раз в день закидывали странную еду, по виду — морских обитателей. Очерёдность того, кто будет есть в первую очередь, установилась довольно быстро. Моя очередь, как сторонника Белоглазого, ставшего вожаком, была в числе первых, но еды всё равно не хватало. Это приводило к тому, что голодные драки происходили постоянно среди тех, кто не примкнул вовремя к победителям или не погиб в драке за господство. Но шум и визг от постоянных драк происходил не только у нас. Как раз у нас ещё стоял порядок. Но вот особенно сильны были разборки в тех клетках, куда добавляли новеньких. Порой они, более свежие, попавшие в плен с воли, занимали господствующее положение. А порой и “старые” обитатели объединялись и толпой били новичков, указывая им их новое положение и ставя на низ пищевой цепочки.
Некоторые твари содержались в отдельных клетках, и лишь звон цепей, удерживающий их, показывал, что они не пустые. И стоны, которые эти существа издавали. Что особенно сильно мешало. Порой даже сводила с ума невозможность заткнуть эти стоны-вой-скулёж. В груди копилось глухое раздражение на вонь, противную еду, на компанию зверолюдов, с которыми невозможно было поговорить и с которыми приходилось делить еду и чьё мясо было весьма противным на вкус. На тех людей, которые были напротив, но не отвечали на мои вопросы и разговаривали на непонятном наречии. И ненависть к друкаям/наггароти, что засунули меня в эти условия.
У меня зажила шкура, хвост постепенно пришёл в норму, но начал облазить мех. По телу начала расползаться сыпь и не понимал, что с этим можно было сделать.
Через неделю потерял возможность понимать где день, а где ночь. Сон воспринимался как избавление от этого странного обитания, ожидался как милость, которую непонятно было как заслужить.
Главное занятие, которым я стал заниматься, это, привалившись к прохладным прутьям решётки смотреть, что происходит в зоне освещённости, чтобы не пропустить того, как время от времени очередную партию невольников вооруженные до зубов друкаи уводят в недра корабля.
Невозможно было представить, что я нахожусь внутри плывущего по морю, или океану судна. Этот гигантский корабль не раскачивался, не скрипели какие-нибудь снасти, не пахло деревянными частями. Лишь камень, вонь, металл решёток.
Глава 8.2
Не помню, когда меня первый раз вывели из клетки. Думаю, что месяц всё же прошёл, к тому времени.
Очередной отряд шёл по переполненным камерам, вытаскивая сдохших и почти сдохших обитателей. Так я думал. И удивился, когда в нашей обители они потащили меня и одного унгора.
— Это что же, я так плохо выгляжу?! — моё сердце замерло от того, что сейчас меня просто прикончат где-то, а может пустят на корм каким-нибудь чудищам. Вот кто их знает, в чём наша цель? Может нас тут и маринуют как деликатес для отборных тварей, которым надо подавать мясо в обрамлении “изысканного” букета фекалий.
Но этот отряд набирал не только подыхающих, он весьма выборочно, под руководством офицера в вычурно украшенной броне, с отделанным золотыми накладками оружием, выбирал из камер только по ему видимым причинам отдельных существ и заковывая в цепи, либо связывая, уводили. Меня связали. То есть посчитали не таким опасным? Я вам ещё покажу, уроды.
Набрав пару дюжин разнообразных особей, нас повели куда-то наверх по вымощенным камнем внутренним дорожком под арочными сводами в зал, явного рабы-люди в ошейника окатили каждого несколькими ведрами воды. Стоя мокрым, со стекающей по облезшей шерсти и меху, которые намокнув облепили тощие тела, мы ожидали развития ситуации. Явно ни на что хорошее надеяться не стоило, но гнить заживо в их камерах — не такое уж и приятное дело. Всё что угодно может оказаться лучше.
Вокруг толпы друкаев, что на любой поворот корпуса не туда, куда указывали хлестали плетьми. И помимо них, полным-полно настороженных воинов с блестящими копьями, которые только и ждут, чтобы дёрнулся…