Когда пленники закончились, шаманы завыли на звезды вместе с вошедшим в исступлении от зрелища зверолюдами.
-Зачем? Зачем они перебили столько народа?
-Дух. Пробудить. Героя. Перенести. Сюда. Великий. Хаос. В нём. Убить. Всех. Надо. Жертвы. - стало доноситься после заданного в темноту вопроса от услышавших и понявших меня зверолюдов.
-В честь истинных богов будут пролиты реки крови! - стал я различать смысл в вое шаманов.
Как в дальнейшем понял, зверолюды верили, что та грань между мирами, что они однажды пересекли, очень тонка. И с помощью кровавых жертвоприношений Тёмным богам её можно пробить, и призвать кого-нибудь из могущественнейших воинов, которых до сих пор помнили благодаря их “подвигам” в прошлом.
Не дожидаясь утра, воины зверолюдов, опьяненные увиденными убийствами, двинулись вслед за Донгором, начавшим их поход. Орда из нескольких тысяч существ, не придерживаясь никакого строя, отправилась убивать на пути всё разумное живое.
Я спокойно относился к виду крови, но то, что происходило, не укладывалось у меня в голове.
Что это за боги такие, которым требуются такие жестокие смерти в качестве подношений? Ну дадут они сил своим последователям, и зверолюды сокрушат все армии, победят все народы - а что дальше? Как они будут жить, уничтожив всех? Будут приносить в жертвы друг друга, пока все не кончатся? В моём представлении война должна была иметь цель. Я совершал убийства, да – но в основном ради защиты и еды, а тут…
И потому я опасался попасться на глаза шаманам-браям, вдруг они смогут прочитать то, что у меня в голове, и что цели похода мне ни к чёрту не сдались.
Небольшие поселения запылали. Что поселения ящеров, где в основном проживали сцинки, занимавшиеся обработкой земель, что селения людей – охотников и земледельцев, уничтожались как можно тщательнее, и многие зверолюды имели прям какую-то страсть к тому, чтобы жечь строения. Кто-нибудь из них обязательно нес уголёк или факел, оберегая его, чтобы затем увидеть как пылают дома и послушать крики сгорающих заживо существ. Тогда все те, кто был рядом, собирались и были непривычно тихи, жмуря глаза и прядя ушами, будто пытаясь на как можно больший срок запомнить все эти страдания, которые испытывали жертвы.
Первой большой целью новой орды стал человеческий городок Пролдай, защищённый частоколом, со стоящим в южной части городка небольшим деревянным же замком, находящимся на возвышенности. В Пролдай набилось уже немало беженцев с округи, и его численность уже превышала размер орды. Но вот количество тех, кто был в состоянии сражаться и их боевой дух…
Через загоревшиеся посады зверолюды, обложившие город, рванулись на частокол, забираясь на трёх-четырёхметровую высоту по спинам друг-друга. Бледные трясущиеся руки стариков, юнцов и девушек удерживали копья, которыми они даже не могли нанести сильный удар.
Яростные оскалы бородатых мужчин, бьющихся за свою жизнь и ещё не понявших, что это конец. Могучий горгон, приблизившийся к стене, схватившись за острые концы брёвен, расшатывал их и вырывал отдельные брёвна, создавая щели, через которые внутрь городка хлынул поток убийц.
Горожан могло спасти лишь чудо. И оно не спешило им на помощь. Отрубленный палец горгона, несколько десятков утыканных стрелами браев и унгоров у стен не могли считаться удачей, когда счёт убитых зверолюдами на улицах города сразу стал исчисляться сотнями. Особенно после того, как они увидели, что частокол больше не защищает их, и блеющие горы врываются внутрь, каждым взмахом своих ржавых топоров и мечей калеча и отнимая жизнь. Страх, ужас и паника - вот что испытывали защитники и, толкаясь, убегая, бросая оружие и поднимая руки вверх, желая спасти свои жизни, они не стояли плечо к плечу, а стремились пробиться внутрь замка, создав в его воротах толчею и помешав закрыть ворота, когда по трупам убитых подбежали первые толпы зверолюдов. Залп дротиков в спины толкающихся в воротах, и в их ряды, выставив вперёд завитые рога, врезается могучий кентавр, выталкивая людей внутрь, как пробку из горлышка бутылки, круша и калеча!
И ни брёвна со стен, ни мужество личной гвардии ли, дружины ли местного правителя или просто богатого человека, вставшего насмерть в воротах и на время остановившего орду, уже не могли ничем помочь в защите жителей Пролдая.
Я сидел на земле и смотрел на разрушаемый городок. Схватка во многом обошла меня стороной, и ни одно вражеское оружие не достало до моего тела, ни камни, ни брёвна, ни стрелы. Ничего. Но вот вид того, как женщины убивали своих детей и бросались вниз с забрызганной кровью защитников башни, чтобы не достаться зверолюдам – это было сильное зрелище. А уж что потом сотворили воины орды с лежащими в несколько слоёв телами горожан, это было нечто.
Насытившись сладким мясом, они рубили головы с тел и вплетали в свою шерсть, либо подвешивали к элементам доспехов – это была лишь малая часть их развлечений. Они бродили по городку, выкорчёвывая кирпичи и камни из стен, сильными пинками ломая стены халабуд.
Поднявшись, осмотрел тела человеческих воинов, надеясь найти что-то полезное.
Искромсанные в лоскуты доспехи и одежда уже не могли мне послужить. Оружия тоже уже не осталось, утащили. Огниво-кресало, кремень, немного трута спрятал себе в поясные кармашки. Пройдясь по домам жителей, раздобыл соли, копчёного мяса и сыра. Видя, как напиваются из вскрытых бочек, выкаченных из домов, зверолюды, тоже решил попробовать. В бочке, что мне попалась, оказалась бражка, и, черпая глубокой миской из бочонка жидкость, я заливал её в себя, надеясь что этот новый запах сможет вымыть из глотки вкус крови, которой пропахло всё вокруг.
А вечером пьяная орда собралась на бывшей главной площади городка, окаймлённой разрушенными домами, где шаманы с Донгором Перворогом вновь устроили действо. Забравшись на ещё целый кусок стены, я наблюдал со стороны. Новые казни пленных под завывания радующихся зверолюдов, их разрывание, сжигание на вертелах с последующим поеданием, а потом к группе сдавшихся подошёл шаман. Помахивая своим посохом перед ними, он будто принюхивался и присматривался к стоящим перед ним людям. Принюхавшись, шаман вывел с десяток мужчин, срезал с них одежду, и они, шлепая босыми ногами по лужам крови, вышли в центр площади. Шаман дал им выбор, указав сперва на растерзанные и обезображенные останки, а затем на ножи и группу детей, что стояли поодаль.
И часть сделала свой выбор - плач и мольбы, взывание к прошлому их не остановили. Сперва один, неуверенно и оглядываясь, подошёл к одному из детей и быстро, не глядя, нанес удар и отбежал от них, будто бы боясь что сейчас они нападут на него в отместку за умирающего на деревянной мостовой маленького человека. За ним другой, третий. Кто-то решительно, а кто-то обливаясь слезами. И когда дело было сделано, под бледным светом звёзд их черепа забугрились, меняясь, а глаза безобразно выпучились. Волосы удлинялись, челюсти скрежетали зубами, ноги сгибались и переламывались с таким громким хрустом, что и через толпу шумных гадов было слышно. Образовывались новые суставы и мускулы, на голове вырастали чёрные рожки и рога, а пальцы ног сливались в остроконечные копыта. Из их горла вырывалось блеяние, а лица, вытянувшись, превращались в волосатые морды с пастями, полными зубов, готовых лакомиться мясом, и белёсыми глазами, таращившимися на маленькую и далёкую луну.
Подтащили погибших при штурме чудищ. Вернее тех, чьи тела ещё не сильно пострадали от клыков и зубов их живых товарищей, не видящих ничего плохого в том, чтобы перекусить павшими. Оставшихся пленных подвели к трупам зверолюдов и перерезали горло. Несколько минотавров поднимали за ноги бьющиеся в агонии тела, поливая горячей кровью мёртвых чудовищ, и по мере того, как жизнь покидала одних, оживали другие, вставая как ни в чём не бывало и кидавшиеся тут же утолять свой голод