Выбрать главу

Они прошли под аркой между портовым районом и улицей Медников. Король указал на мастерскую, в которой он заказал светильники для резиденции посла. Исик кивнул, охваченный смертной болью. Треклятый дурак, неужели он думает, что я хочу говорить о лампах?

Перед двумя мужчинами шло видение. Его дочь, Таша, начала войну против роскошной одежды сразу, как только стала настолько большой, чтобы ее порвать. Она была не хорошей девочкой-арквали, но жестоким бойцом, с характером солдата и хваткой, от которой морщились борцы. И все же ей пришлось нарядиться: серое платье, атласные туфли, на щеках аметистовая пудра, золотистые волосы заплетены в косу, которую называли любовь-узлом Бабкри. Изысканная, прекрасная, ангел во плоти: толпа выдыхала слова ей вслед со вздохом, который не могли сдержать никакие усилия.

Таша смотрела прямо перед собой, спина напряжена, лицо спокойное и решительное. Исик гордился ей, и эта гордость пронзала его сердце при каждом взгляде на Ташу. Ты это сделал. Ты привел ее сюда. Ты не осмелился бороться за своего ребенка.

Ташу окружала маленькая свита: обычай личных друзей позволил ей называть их имена. Фехтовальщик Герцил Станапет, ее друг и наставник на протяжении многих лет, высокий, измученный заботами, непревзойденный в бою. Мистер Фиффенгурт, добросердечный квартирмейстер «Чатранда», чья скованная походка и одноглазый взгляд на мир («другой просто смотрит, куда ему заблагорассудится») напоминали адмиралу бойцового петуха. И, конечно же, смолбои, Пазел и Нипс.

Двое юношей, несмотря на жилеты и шелковые брюки, поспешно предоставленные королем, выглядели ужасно. Всклокоченные, с красными глазами, с синяками на лице. Пазел Паткендл, сын побежденного Ормаэла, смотрел сквозь свои прямые орехово-каштановые локоны взглядом, больше похожим на взгляд солдата, чем шестнадцатилетнего мальчика. Испытующе и скептически. Он обратил такой же взгляд на Исика при их первой встрече, когда адмирал застал его с Ташей в ее каюте, и Паткендл заявил, многими словами, что ее отец — военный преступник.

В то время обвинение казалось возмутительным. К сегодняшнему вечеру оно вполне могло считаться преуменьшением.

Другой смолбой, Нипс Ундрабаст, явно нервничал. На голову ниже Паткендла, он впился взглядом в толпу по обе стороны улицы, как будто искал скрытого врага. Они боятся худшего, подумал Исик, но достаточно ли долго они прожили, чтобы противостоять этому, когда оно придет? А я, если уж на то пошло?

Они спорили всю ночь напролет — смолбои, адмирал, Герцил и Таша — и все же им не удалось найти способ спасти ее. Не от брака без любви; она будет страдать от этого, но недолго. Дни, неделю, две недели или, максимум, месяц. Королям Мзитрина не понадобится больше, чтобы выяснить, как их обманули, и убить девушку — сердце заговора.

Его галстук был слишком тугим. Он одевался без зеркала, испытывая отвращение при мысли о лице, ожидающем его там: лице слабоумного патриота, слепого и тупого инструмента из набора Магада V, Императора Арквала, и его шпиона, Сандора Отта. Клянусь демонами внизу, я ненавижу себя больше, чем Отта.

Король тронул его за локоть:

— С вами все в порядке, посол?

Исик выпрямился:

— Абсолютно, сир. Простите меня, признаюсь, я погрузился в собственные мысли.

— Как и положено отцу в такое время. И я знаю причину ваших размышлений.

— Неужели?

— Конечно, — сказал король. — Вы размышляете, какими последними словами мудрости одарить дитя вашей плоти. Пока другой мужчина не занял ваше место, так сказать. Не бойтесь: сегодня будут соблюдаться как обычай Симджы, так и обычай Мзитрини. На нашем острове отцы и дочери наслаждаются уединенным прощанием. Я надеюсь, вы поняли? Конечно, именно поэтому мы направляемся в Кактусовые Сады.

— Я знаю о вашей традиции, ваше величество, и она мне нравится.

— Великолепно, великолепно. У вас будет одиннадцать минут наедине с ней. Но помашите моим людям, хорошо, Исик? У них было немало хлопот по поводу всего этого и... смотрите! Они возложили цветы для Договор-Невесты.

Целую улицу цветов, на самом деле: проход к садам утопал в цветах, тысяча ярдов желтых цветов похожих на ракушки морского гребешка, с медовым ароматом, поток в два дюйма глубиной, окаймленный розовым деревом. Детям из толпы разрешили пройти мимо охранников, и они стояли с горстями цветов в руках, предположительно, чтобы бросить их в Невесту. Казалось преступлением ходить по цветам, но, очевидно, такова была идея.