Это был ее прежний голос; Пазел чуть не заплакал от облегчения. Он оглядел ее с головы до ног. Она прикоснулась к Нилстоуну; она должна быть мертва. И все же она даже не была заметно ранена, хотя он был уверен, что Таша упадет в обморок, если он ее отпустит.
— Что… что ты сделала? — прошептал он.
Таша посмотрела на Нилстоун в руке Шаггата:
— Поверь мне, я ничего такого не планировала. Я просто решила, что это был единственный шанс, который у нас был.
Рядом с ними лорд Талаг (брошенный крысами в спешке) начал стонать и извиваться с большой настойчивостью. Таликтрум наклонился и разрезал путы своего отца.
Пазел выглянул в дверной проем:
— Куда, во имя Питфайра, они делись? Что… что ты им сказала?
— Ничего! — запротестовала Таша. — Я сказала только одно: слушайтесь меня. Разве ты не слышал? Я не знаю, какому приказу, по их мнению, они подчиняются.
Талага вырвало, и он закричал, пытаясь сорвать кляп. Таликтрум открыто плакал, когда освобождал его.
— Вы живы, — сумел сказать он. — Крыса насмехалась надо мной, говорила, что у нее есть то, чего я хочу больше, чем самой жизни. Я никогда не думал, что это можете быть вы.
Наконец завязки кляпа ослабли, и Талаг выплюнул его. Он издал грубый и болезненный звук.
— Не пытайтесь говорить слишком быстро, милорд, — сказал один из Солдат Рассвета.
Талаг оттолкнул его. Он резко выпрямился, хотя его ноги все еще были привязаны к жерди.
— Крысы! — прохрипел он хриплым голосом. — Они идут умирать! Останови их, девочка, останови их! Верни их обратно!
— Отец, вы больны! — воскликнул Таликтрум. — Они наши враги, хотя и сохранили вам жизнь!
— Я болен, я? — огрызнулся Талаг. Он грубо провел рукой по груди Таликтрума, затем потер большой и указательный пальцы друг о друга. — Ламповое масло, ты, дурак! Каждая крыса на борту искупалась в нем! Они убивают себя! Они собираются выпустить свои души в воздух! Они отправятся на небеса на шлейфе дыма!
Ужас от того, что он говорил, ударил Пазела, как дубиной. Таша ахнула и выбежала из комнаты. Пазел погнался за ней, пораженный тем, что она нашла еще один запас сил.
— Мугстур! — крикнула она. — Остановись! Я приказываю тебе!
Но сила покинула ее голос, а крысы были далеко. Когда они добрались до Серебряной Лестницы, Пазел понял, что даже не знает, убежали ли они вверх или вниз. Они резко остановились, прислушиваясь.
— Они под нами! — сказал Пазел и начал было спускаться. Но Таша схватила его за руку. Он снова прислушался и выругался. — И над нами! Мугстур мог пойти любым путем, и... О, черт бы их всех побрал! Смотри!
В трехстах футах от центрального отсека во мраке внезапно вспыхнуло пламя. Это были крысы, горящие, как живые факелы, и они бегали туда-сюда, кусали друг друга, поджигали друг друга. Те, кто еще не был в огне, кричали тем, кто был: «Сюда! Благослови меня, очисти меня, брат!» Затем двадцать или более крысиных голосов запели песню:
Вера в огне, в высоте дым,
Ангел Рина зри, я умер молодым.
Из пепла я встану в небесном гнезде,
Крыс-Ангел Рина, люби меня везде!
Пазелу было трудно вообразить, что все станет хуже. Но крысы это сделали, и стало значительно хуже. Таша все еще держала его за руку, и когда он посмотрел на нее, то увидел слезы разочарованной ярости.
— Нехорошо, — сказала она, чуть не рыдая. — Я никуда не гожусь, я все разрушаю, ты вот-вот умрешь, ты любишь меня?
— Что?
Таша заснула в его объятиях.
Он бросил меч ее отца и засунул Илдракин за пояс вместо него. Потом подхватил ее под мышки. Что он может сделать, и какое это имеет значение сейчас? Ничего и никакого, подумал он. В его мозгу снова был туман; он чувствовал себя глупым и медлительным. Но он ее не бросит. Он не позволит ей сгореть среди крыс.
Первый подъем был легким. Он держал ее тело высоко и перенес большую часть ее веса на свою грудь. Но сразу после жилой палубы он поскользнулся в крови или масле и упал, больно ударившись. Когда он снова поднял ее, она почему-то показалась тяжелее. На нижней орудийной палубе ему пришлось опустить ее и убрать мертвых крыс с трапа. Верхняя орудийная была ярко освещена пламенем.
Выйдя на открытый воздух, он оказался в аду. Небо на юге пульсировало красным; над еще более близким Вихрем потрескивали молнии. По меньшей мере пятьдесят крыс явно направились прямиком на верхнюю палубу и подожгли себя, когда до нее добрались. Многие на этом не остановились и вскарабкались вверх, сжигая мачты и ванты. Просмоленный такелаж охватило пламя; бизань мачта уже горела.
Галлюцинация? с надеждой подумал Пазел. Затем он издал рыдающий смешок. Вонь паленого меха, исходящий жар, распухшие, пылающие животные, обезумевшие, прыгающие с мачт: все это было слишком отвратительно реально. Как и блане́. Он споткнулся, с усилием поднялся, протащил Ташу еще несколько ярдов. Затем он сел и положил ее голову к себе на колени, убрал ее грязные волосы с глаз и поцеловал ее так, как он так долго хотел.