На этом все заканчивается, Таша.
Как нос, так и корма были объяты пламенем. Где-то кричал икшель, проклинал, бормотал свои двусмысленные молитвы. Мой разум — это корабль, подумал Пазел. Триста кают, полных дыма, тумана. Больше ничего не шевелилось. Больше не нужно бороться.
Крыса, охваченная пламенем, неуклюже приближалась к ним, визжа. Пазел наблюдал за ней, слишком сонный, чтобы даже протянуть руку к Илдракину. Существо остановилось в нескольких ярдах от их ног, склонило голову, и Пазел понял, что смотрит на Мастера Мугстура. Белая крыса опустилась на свой толстой живот и лежала, пылая, как отвратительный маяк на ветру. Большинство остальных были уже мертвы.
Пазел наклонился и поцеловал Ташу еще раз. Он закрыл глаза, отгораживаясь от мира, от всего, кроме губ Таши, ее нежного дыхания. Они должны были сделать намного больше. Чего именно они ждали?
Туман заполз в последнюю часть его мозга. Он уткнулся лбом ей в плечо и затих.
А потом поднял голову, разинул рот и заморгал, глядя на бушующий огонь. И, скорее как вопрос, он произнес Мастер-Слово.
Глава 39. ХОЛОДНОЕ УТЕШЕНИЕ
Он стоял один на почерневшем корабле, среди спящих и убитых. Пепел, холодный как камень, летел с изодранных парусов, которые мгновение назад были огненными полотнищами. «Чатранд» кренился с носа на корму и переваливался с боку на бок, вращался, возможно, ускоряясь. Пазел искал Ташу, но не мог найти. Единственным звуком был низкий гул Вихря.
Он, пошатываясь, подошел к левому борту, вглядываясь в Красный Шторм, который был так близко, что он мог различить текстуру света внутри него. Каким-то образом Шторм был одновременно туманным и острым, как стекло, облаком и разбитым зеркалом. Пазел спросил себя, что эта штука сделает с ними, если они вообще до нее доберутся.
Левый борт был востоком, когда он начал идти, но из-за вращения корабля стал западом. Пазел развернулся и побежал в противоположном направлении, на этот раз достаточно быстро, чтобы мельком увидеть Вихрь — ужасно близкую, зловещую дыру, слишком большую, чтобы ее пристально рассматривать, втягивающую в себя все. Это был изъян размером с Рукмаст, непристойное нарушение формы моря.
Они еще не в кастрюле.
По квартердеку промчался икшель. Пазел приветственно поднял руку, но с таким же успехом он мог бы быть клочком развевающейся парусины — бегущий не обратил на него внимание. Пепел покрывал палубу, как грязный снег. Пазел подошел к тому месту, где спал Фиффенгурт, наклонился, вытер ему лицо и легонько встряхнул.
— Просыпайтесь.
Фиффенгурт продолжал спать. Примерно в десяти ярдах от квартирмейстера мальчик, которого он не узнал, наполовину лежал, наполовину сидел, склонившись над другой фигурой, которая, казалось, была в опасности быть задушенной. Пазел пересек палубу и потащил мальчика за рубашку.
Ой.
Он отдернул руку. Мальчик упал обратно на палубу, и это был он, он сам, Пазел. Спящий, как и все остальные на палубе. Он лежал, положив голову Таши себе на колени, как раз там, где он произнес Мастер-Слово.
Пазел почувствовал легкое покалывание в плече и понял, что почувствовал собственное прикосновение. И да, даже стоя здесь, он смутно осознавал тяжесть головы Таши на своем бедре.
Он подумал, что прогулка пойдет ему на пользу, и спустился по Серебряной Лестнице на верхнюю орудийную палубу. Здесь отвратительно пахло. Запекшаяся кровь и сожженная крыса. Он заткнул себе рот и нырнул в большую каюту.
Нипс лежал там, где его оставил Герцил, на ковре между Джорлом и Сьюзит. Все трое храпели. Не было и следа повреждений от пожара. Пазел почувствовал поразительную привязанность к знакомой комнате, куда еще не входил ни один враг. Она становилась домом.
Он продолжил спускаться. Жилая палуба, нижняя, спасательная. Там он заметил по меньшей мере пятьдесят икшелей, бегущих к грузовому люку, волоча за собой пару колесных блоков и длинную веревку. Он снова закричал, но на этот раз не ожидал ответа.
Его блуждания привели его в конце концов на гауптвахту. Наружная дверь была разбита крысами, но клетки внутри остались нетронутыми. Несколько железных прутьев были окровавлены и слегка погнуты, но ни один не поддался. В первой камере спал капитан Магритт. Пазел надеялся, что Магритт заснул до вторжения крыс. Невыносимо было думать о том, через что пришлось бы пройти этому человеку, если бы он еще не спал.