Дым получается при сжигании сухих ягод этого растения вместе с небольшим количеством угля для поддержания огня. Ползуны приносят только несколько ягод за раз, спрятанных в карманах, и никому из моей команды не повезло определить, где на корабле они их хранят. Если мы буйствуем или команда не слушается, они просто отказывают нам в ягодах, и вскоре мы начинаем кричать. Но их коварство идет еще дальше. У них есть маленькая таблетка, которая, если ее растворить на языке, приводит к немедленному и полному излечению. Это они продемонстрировали на смолбое Свифте: всего через несколько часов после того, как мы проснулись, ползун дал ему таблетку и сказал, что он может идти. Теперь он ходит по кораблю свободным парнем, хотя его брат Сару́ остается с нами. Таким образом, ползуны покупают нашу покорность, как надеждой, так и наказанием. И, конечно же, своим выбором заложников они повергли весь корабль в состояние страха. Все считают, что, по крайней мере, один из нас слишком важен, чтобы его потерять.
Маленький лорд Непроизносимый пока не отдавал никаких приказов. Круно Бернскоув пришел к выводу, что они не желают нам смертельного вреда: он соперничает с Ускинсом в идиотизме, и это достижение. Достаточно принять во внимание хитроумность ловушки, чтобы уразуметь: они планировали это нападение много лет. Кроме того, я знаю ползунов. Как я могу не знать, будучи вашим сыном? Как и у Отта, у них есть терпение. И, подобно Отту или росомахе, если уж на то пошло, как только они вонзают во что-то зубы, они просто так их не отпускают.
Ползун-мессия не претендует на понимание механики судовождения. И все же он запрещает мне отдавать приказы экипажу. Таким образом, ежечасные решения ложатся на плечи Ускинса, и в этой чрезвычайной ситуации этот человек показал себя неисправимым дураком.
Судьба [неразборчиво] наша семья [неразборчиво]
Откровенно говоря, мы должны были погибнуть вскоре после пробуждения — если не от яда ползунов, так в Вихре. На самом деле, мы были в его власти уже до того, как ползуны накачали нас наркотиками. Как раз перед кошмаром с крысами мне пришлось на время покинуть верхнюю палубу, чтобы подавить мятеж Паткендла. Пока я был внизу, Элкстем передал предупреждение: мы вошли во внешнюю спираль водоворота. Я оставил командование на Ускинса (никогда ему больше не командовать, даже мусорной баржей), обсудив с ним, как именно можно избежать такого затруднительного положения. Шут заверил меня, что понимает, и в то время, казалось, действительно понимал. Но его умственная слабость усугубилась. Я доверил ему присматривать за Арунисом, и что-то в этой задаче заставило его отвлекаться, легко путаться и бояться собственной тени.
Вряд ли мне нужно говорить вам, сэр, что опасный галс в сторону от глаза водоворота должен потерпеть неудачу, если только ветер не сильный и не совершенно поперечный (не было ни того, ни другого). Но это именно то, что приказал Ускинс. Результатом была катастрофа: при каждой смене галса ось корабля оказывалась поперек от воронки Вихря. Это клало нас на борт, почти на концы рей, и создавало такую силу, что мы уходили еще глубже в спираль, завершая поворот.
Первую неудачу было трудно доказать: мы все еще были слишком далеко от сердца Вихря, чтобы быть уверенными, насколько быстро мы в него скатываемся. Но Ускинс повторил приказ дважды, пытаясь сделать галс более острым, и с каждым разом терпел все более впечатляющую неудачу. Все это время Элкстем и Альяш умоляли его воздержаться и повторяли разумную альтернативу: двигаться по спирали, используя ее силу и любой сопутствующий ветер, чтобы помочь кораблю медленно, неуклонно продвигаться наружу. Если бы мы сделали это в течение первых нескольких часов после предупреждения Элкстема, все было бы хорошо. Ускинс, однако, приблизил нас к глазу на пять миль, по крайней мере.
После третьей неудачной попытки Элкстем задумался о собственном мятеже. Но в этот момент на нас напали гигантские крысы. Элкстем оставался за штурвалом на протяжении всего боя, но он не мог найти достаточно сообразительных людей, чтобы брасопить реи. Работая только двумя марселями, он и еще около тридцати крепких парней удерживали нас от сползания еще глубже в Вихрь, но они не смогли вырваться на свободу. А потом сонный яд ползунов свалил нас с ног, и мы превратились в пробку, плывущую по течению.
К тому времени, когда я очнулся узником, положение из плохого превратилось в критическое. Была середина утра. Теперь мы были захвачены как легкими ветра, так и руками Вихря: ветер по спирали гнал нас к глазу, находившемуся в шести милях от нас. Появились грозовые облака; из единственного окна комнаты я видел, как серая пелена дождя, опускаясь, отклонялась от нас и скручивалась в шнур длиной в милю, который исчезал в утробе. Алое сияние окутывало левую сторону всего. Красный Шторм, чем бы он ни был, похоже, собирался настигнуть нас так же верно, как и сам Вихрь. Вы помните того бешеного пса на Мерелдине, который постоянно бегал кругами по всему острову, пока не свалился со скалы? Вот так мы и двигались: вокруг Вихря, даже когда сам Вихрь дрейфовал навстречу шторму. Кто заявит на нас права в первую очередь? Не было никакого способа узнать.