А потом свет исчез. Вернулось нормальное зрение. И, когда я осмелился выглянуть снова, я увидел красный свет в лужах на палубе, бегающий туда-сюда, когда Великий Корабль качался, и льющийся, как дождь, через шпигаты. Мы были в естественном море, среди мощных сорокафутовых волн. Когда ползуны пришли, чтобы развести огонь, они сообщили, что шторм виден позади нас — на севере — и все еще простирается от горизонта до горизонта. По сей день я не знаю, сколько времени мы провели в этом всепроникающем свете. Минуты, часы? Большую часть дня?
Работа, начавшаяся в ужасе, теперь возобновилась в здравом уме и спокойствии. Или, по крайней мере, без паники. Вскоре возникла новая чрезвычайная ситуация: пресная вода. Чтобы гарантировать, что мы все уснем, проклятые ползуны отравили все запасы воды, от больших бочек в трюме до бочек, используемых для приготовления пищи на камбузе. Личный запас воды в большой каюте был вне их досягаемости, но Ускинс (как я вскоре обнаружил) несколько месяцев назад приказал прекратить подачу воды в каюту, посчитав разумным заставить компанию Паткендл & Ко таскать ведра с жилой палубы. Там было несколько кувшинов и бурдюков, которые упустили ползуны, и немного загрязненной пеплом дождевой воды, попавшей в свернутые паруса. В отсеке для живых животных был запас, но бочка была разбита сверху и полна крысиной крови. Большинство самих животных были мертвы: горла разорваны, плоть почернела от ожогов. И все же удивительное количество, включая дрянную кошку Оггоск и свинью из Красной Реки, просто исчезло. Те, что остались (гусь, две свиньи, три цыпленка), были зарезаны сразу. Мзитрини не единственные, кто способен пить кровь.
Конечно, мы все еще могли пить из бочек, уцелевших после пожара. И немало мужчин сделали это в последующие дни, когда солнце палило нещадно, а наша жажда все росла и росла. Мы находили их растянувшимися у кранов, напившимися, спящими. Мы пробовали работать посменно, позволяя некоторым мужчинам пить и спать, в то время как другие ждали своей очереди. Бесполезно: пинта воды вырубала человека на два дня, и к тому времени, когда он просыпался, жажда была сильнее, чем раньше. И, конечно, работа замедлялась с каждым человеком, которого мы теряли.
Таким образом, экипаж жил, а в некоторых случаях и умирал от жажды. В передней рубке мы, заключенные, сидели с сухими губами, стараясь не потеть в этой комнате, где всегда горел огонь, и свежий воздух мог нас убить. Тем временем Фиффенгурт и его новый «командир»-ползун наблюдали за ремонтом. Всего за два дня (вначале матросы были самыми сильными) они заново установили такелаж на фок-мачте и бизань-мачте, и мы снова смогли направить корабль на юг. Авгронги (мы нашли их, следуя по следу крыс, растерзанных, как тряпичные куклы, до форпика жилой палубы, где они забаррикадировались) очень помогли с большими бревнами, как только Паткендл убедил их, что грызуны мертвы. Мы набрали скорость. Были несчастные случаи, порванные кожухи, сломанная рука от упавшего колесного блока. Однако, в целом, квартирмейстер доказал свою состоятельность. А ползуны? Им было все равно, что мы о них думаем, пока корабль шел на юг.
Восемнадцать таких дней. В Арквале стоит зима, а здесь душно и безоблачно. Мужчины сходили с ума по рому, но Фиффенгурт знал достаточно, чтобы разместить турахов около отделений для спиртных напитков с приказом убивать: спиртное, конечно, только заставляет хотеть больше воды, чем человек проглотил. Мужчины сосали лимоны, допивали уксус и сиропы. Ползуны начали сражаться между собой. Я спросил себя, кто приказал им расставить эту ловушку, в которую теперь попали и они сами? Их мессия или кто-то другой?
Наконец мессия-ползун пришел повидаться со мной и попросил моего совета:
— Ваши люди выбирают смерть, Капитан [внезапно я снова стал Капитаном] — пьют досыта и забираются в свои гамаки, как будто кто-то другой вот-вот появится и поведет корабль за них. Ты не скажешь своему человеку, чтобы он дал им рома?